Сибирские огни, 2004, № 2

СВЕТЛАНА БОРМИНСКАЯ ЦЫГАНОЧКА С ВЫХОДОМ житься за землю распластанный болью с гипотетической дырой в голове, из кото­ рой в космос уносится частями твоя душа. Ищите своих людей, быть может, вы их найдете через десятки лет, уходите от людей, с которыми вам плохо, пусть они живут без вас. Конечно, если вы еще можете ходить, и вам что-то еще хочется, и впереди — солнце, а не проветриваемая дыра неизвестности». БОМЖ Каждый вечер в одно и то же время на улице перед домом появляется призрак денег. Обычно бомж Илья Леонидович после того, как курил траву, видел и разговари­ вал с призраком денег. — Раньше он был виден ясно, как человек, а теперь едва-едва, ну, как собака-а, ма-аленышй такой! Автандил Георгиевич, зная на своем участке всех абсолютно, включая кошек и собак, пять лет назад познакомился по долгу службы с бомжем Ильей Леонидови­ чем Брежневым. Тогда Илья Леонидович впервые поселился в пустой трансформа­ торной будке. Было лето. — Я вообще к людям хорошо отношусь, — объяснил свое мироощущение участковому Илья Леонидович и, подумав, добавил: — Если они меня палкой по голове не бьют. — А что — били? — посмотрел без улыбки Автандил Георгиевич. — Бывало,— кивнул Илья Леонидович и раздавил ногой бычок. На ящике перед Ильей лежал бумажный свиток. — Теория разрушения страны, — прочел Сазанчук. — Чье? — Я пишу, — просто сказал Брежнев. — Дашь почитать? — подумав, спросил Сазанчук. — На, — протянул свиток Брежнев, — тут начало... «У нас на уровне правительства разрешили обогащаться. Свободная конкурен­ ция. Распродажа страны. Кто наверху — грабит страну по-крупному и по законам, которые сами же и придумали, а людишки внизу грызут друг друга, отнимая мелкие куски». — Ну, ты это загнул, — посмотрел Сазанчук на бомжа. — Зачем это мумие трогать? — Я — философ, — просто сказал бомж. Участковый ушел, тихо закрыв за собой дверь трансформаторной будки. Илья Леонидович посидел над «Теорией разрушения страны» и записал: «Кругом бомжи». Потом подумал и добавил: «Сволочи!» Кого он имел в виду, лабрадор не стал додумывать, просто записал в романе и все, а Илья Леонидович рухнул на пол и уснул. А утром. — Грустно, — Илья Леонидович выпил и повторил: — Грустно мне. — Чего тебе грустно? — передразнил гость, тоже бомж. — Жизнь моя грустна, — снова выпил и заплакал Илья Леонидович. — А чего она тебе гру-устна-а? — заулыбался гость, показывая все шесть с половиной зубов. — А вся жизнь... борьба за существованиее-е-е!.. — навзрыд выкрикнул Илья Леонидович и лег на землю лицом в грязь. В окнах синим пламенем, сквозь тюль мерцала чужая жизнь, какие-то люди копошились в амбразурах своих квартир. Но все это было неважно. Бомж Илья Леонидович тосковал. 42