Сибирские огни, 2004, № 2

СВЕТЛАНА БОРМИНСКАЯ ЦЫГАНОЧКА С ВЫХОДОМ — Сам сторожи, ее только на свалку! — просунув палец в дырявое сиденье, я что-то нащупала и через секунду вытащила пулю... — Жизнь на земле временная, — пожал плечами Дима, и мы вошли в ближай­ ший подъезд «Тѵ>. Подъезд-труба, дыра без света, устремленная ввысь. Оказалось — просто в то утро на Архангельской не было электричества. И еще — все подмосковные города непохожи друг на друга, хотя, казалось бы, близость к столице, свет ее, те же самые звезды, которые освещают Кутафью башню и старую каланчу где-нибудь в Зарайске, должны роднить райцентры и наукограды меж собой, но... ничего подобного. Даже лица русские и словечки настолько не похожи, что, впрочем, неудивительно, у нас особенная страна. Или сторона. Мы молча поднялись на шестой этаж и позвонили в 56 квартиру — звонок не работал, мы постучали. Открыл мальчик-даун в серых брючках и свитере, прикрывающем толстую рас­ кормленную попу. Увидев мой живот, с ходу попросился на руки и пообещал: — Я не буду плакать, тетя, покачай меня на животике. Что на это скажешь — он был помладше меня... года на три? И тут вышла Нина Ивановна и узнала Диму: — Здравствуй, студент, — сказала она, и я в нее влюбилась. Взгляд Нины Ивановны бередил душу. Бывает, посмотришь на человека и, даже не зная его, поймешь: господи, что же тебе испытать-то пришлось? Отчего у тебя такие глаза?.. В каждом городе люди сдают квартиры и в каждом городе другие люди их сни­ мают. Обычно сдают не от хорошей жизни, теснятся, но у Нины Ивановны Сидоро­ вой было две квартиры, в одной она жила сама с сыном, а другую, доставшуюся ей от бабули с дедом на цокольном этаже, — сдавала. Мы попали в тот редкий день и час, когда Нина Ивановна выгнала семейную пару, которая, прожив полные четыре недели, платить отказывалась по неизвестным причинам. Квартира на первом этаже представляла собой довольно внушительное помещение из трех комнат с минимальным набором мебели. Из нашего окна вид­ нелся квадрат двора с качелями, на лестнице по ночам ухало нечеловеческое эхо, кто- то ходил, но никого не было видно и запахи уже ушедших и еще живших в «сталинке» были настолько резкими, что приводили меня в состояние постоянного сердцебие­ ния. Старый и очень опасный дом, интуитивно почувствовала я, и так и жила, пока не привыкла и стала просто не замечать. Второй подъезд был не единственным в доме без консьержки. Жильцы за ред­ ким исключением не отличались ни богатством, ни прочими приятными неожидан­ ностями. Даже старшая по подъезду некая Атаманова регулярно увозилась санита­ рами в местный сумасшедший дом по причине устройства костров в своей квартире под чердаком, но ее никто и не думал переизбирать, к примеру, на тихого старичка- активиста с седьмого этажа. Никому до этого не было дела, точней— все собирались прогнать эту тетю Настю с почетного поста, но пироманка возвращалась из сумас­ шедшего дома такая тихая и грустная, на спички просто смотреть не могла, всем кланялась и норовила облобызать всех, кто находился в поле ее зрения. В общем, если бы мы знали, в какую тягостную историю попадем... Но мы не знали. За пару недель мы обжились, Дима начал искать работу. Справа от нас снимали комнату две Олеси, три Галины и самая молодая Марин­ ка, бригада малярш из Запорожья, слева в большой комнате отсыпались два конкрет­ ных друга. — Какая зажигалка!.. — Да еще беременная!.. Сказал Саркис Мазуту, когда в первый же вечер они пришли, не постучавшись — замка на двери нашей комнаты тогда еще не было. Саркис — кавказец, Мазут — азиат. Оба черные и бескомпромиссные. 30