Сибирские огни, 2004, № 2

СВЕТЛАНА БОРМИНСКАЯ ЦЫГАНОЧКА С ВЫХОДОМ — А-яяяяяяяя-я-я-я-я-я-я-я-а-а-а-а!.. — разносилось на пятачке перед павильо­ ном «Семена». Толпа потихоньку расходилась, новые зрители еще не собрались. Дима потянул меня за рукав, а я вдруг начала рыдать, размазывая слезы. Бомж перестал стонать и, сглотнув страшным кадыком, взглянул на меня. Я, придерживая рукой живот, наклонилась и спросила: — Вам больно? В ноздри ударил такой страшный газ, из смеси горя, несчастья и всей той грязи, в которой живут опустившиеся люди и уличные собаки, что я, как сомнамбула, по­ качнулась и чуть не упала рядом. Дима приподнял меня за под мышки и молча понес к машине. Бомж снова открыл глаза и посмотрел на меня, а я на него, вывернув шею. — Давай отвезем его к приемному покою и положим? — уже в машине, когда Дима стал отъезжать, ни на что не надеясь, спросила я. Дима сжал зубы и даже не посмотрел в мою сторону. У меня какая-то ненормальная тяга к старым пьяницам. И еще я всегда помню об отце: жив ли он вообще сейчас? Когда я вижу старика, и он пьян, и несчастье сквозит у него даже в остатках волос, в горьких складках у губ, и вывернутые карманы висят — в них нет даже мелочи — у меня мелькает безумная мысль: «Может быть это он?!» Конечно, от Сапожка-на-Оби до Красноуральска немного дальше, чем от апте­ ки до вокзала, но отчего-то мысли, и престранные порой, посещают меня. Когда живешь среди людей и видишь жизнь, какая она есть, а не сквозь тонированное стекло лимузина, то твои чувства мало отличаются от чувств других людей. Эта грань между опустившимся человеком и обычным — ее почти нет. Несчастья ломают абсолютно всех, просто может быть судьба пока еще благо­ склонна и бережет вас от такого? Бомж бредил, пока мы везли его от рынка до больницы. — Курил гашиш!.. И запивал вином!.. Я курил гашиш и запивал вино-о-ом!.. — Раздухарился,— хмыкнул Дима и закашлялся от вони, которая скопилась в «Га- зели» всего за минуту, пока двое небрезгливых прохожих сердечно помогли внести и аккуратно сложить Мурадыма на полу фургона, а также и его мешок, два набитых паке­ та из-под мусора и подушку под распухшую голову— все богатство было при нем. Мы подъехали к торцу горбольницы на ул. Рябушкина, Дима посигналил, и на крыльцо вышел молодой доктор с вышивкой на кармашке чистенького халата. — Ну? — потянувшись, спросил он, а я прочитала «вышивку» — «д-р Дени­ сов». — Помогите, вот машина сбила! Он бомж, но очень мирный, пожалуйста, — придерживая живот, подошла я к д-ру Денисову. — Нам ваше говно без надобности, — вежливо сказал д-р и стал рассматривать солнечные тропинки в небе. Дима и бомж о чем-то говорили, была какая-то пара фраз между ними, и бомж чуть погодя заплакал, повторив, только тише, те вопли у палатки — «Семена». Д-р Денисов меланхолично прислушался и все-таки повернул к машине. Подо­ шел, посмотрел, фыркнул... ■— Ладно, — через полминуты снова фыркнул он. — Эй! На крыльцо приемного покоя вышел злой, с глазами некормленой собаки сани­ тар и сплюнул. — Дерьмо! — сказал он увидев бомжа. — Дерьмо, — согласился д-р. — Давай-давай, — и показал рукой, как сгружать бомжа на ближнюю от двери каталку. — Ну, слава Богу, — сказала я. — Ага, — без энтузиазма кивнул санитар и, схватив мешок и два пакета, почти все имущество нищего, на вытянутой руке понес его и кинул в кусты у дороги. — Потом заберет, в другой жизни...