Сибирские огни, 2004, № 2
В очерках В. Никифорова, представля ющих собой своеобразные эссе, полифони чески соединились быт и бытие, рассказы о судьбах самых разных людей — тех, с кем автор или жил в родном Подтесово, или учил ся, или встречался на своем пути, в том чис ле и самого писателя и его семейного окру жения, — с размышлениями и наблюдения ми над жизнью вообще и современной дей ствительностью, в частности. Автор широко эрудирован, интеллектуален, много рассуж дает об искусстве, культуре, литературе — все это, конечно, накладывает свой отпеча ток на очерки. Но, к счастью, не забывает он своих истоков и постоянно возвращается к ним на разных витках своей судьбы, испы тывая к ним, несмотря ни на какие ветры перемен, неизбывные благодарность и не жность, и это спасает повествование от не избежного, казалось бы, снобизма доморо щенного интеллектуала. Очерки, несмотря на разлитую в них горечь от вида уходящего дряхлеющего на глазах парохода вскормившей нас эпохи, теп лы и даже светлы. Печаль в них светла, она дает надежду. И очень символично в этом плане окончание очерка «Последний паро ход», завершающего книгу: «На дудинском рейде из снежной мглы вдруг возникли и стали расти, непропорцио нально и необъяснимо, очертания старого лихтера, плотно загруженного и низко сидя щего на воде. Когда-то на таких судах была жизнь, бегали ребятишки, топились печки; после холодного северного ветра так прият но было войти в теплое обжитое помеще ние; я не знаю уюта чудесней, чем уют кора бельных кают... И вдруг в сумерках про изошло чудо: на лихтере зажглись огни. Они говорили о том, что корабль обитаем, там есть люди, жизнь, и, значит, можно еще раз войти в одну и ту же реку, можно увидеть то, чего давно уже нет, если это с тобой, если это еще кому-нибудь нужно». Что, собственно, и двигало автором в создании данной книги. Говоря о ней, не могу не отметить ли тературное мастерство автора. Он умеет подметить и передать точные, колоритные и в то же время емкие детали. Он не стре мится искать какие-то образы для своего по вествования; они сами возникают из тех де талей и подробностей, на которые обраща ет наше внимание писатель. У В. Никифо рова хорошее чувство языка и вкуса, про являемое и в описаниях, и в диалогах, и в экономной выверенной стилистике, кото рая, впрочем, не мешает быть ему и поэтич ным при надобности, и лирически взволно ванным. Так и хочется очерки В. Никифорова поставить в один ряд с произведениями это го жанра Овечкина, Залыгина или Леонида Иванова, но такое сравнение было бы не со всем корректным. Не только потому, что, в отличие от своих именитых предшественни ков, В. Никифоров вскрывает иной пласт жизни, но и потому, что и работает в отлич ной от них манере: несмотря на скрупулез ность и дотошность в воспроизведении кар тины бытия, он все-таки скорее порывистый импрессионист, чем педантично основатель ный фламандский живописец. Очерковый раздел книги В. Никифоров назвал «Из «Дневника счастливого неудач ника». Очерки по форме и правда чем-то напоминают дневниковые записи. Но что значит «счастливый неудачник»? Вопрос скорее философского порядка. Невольно вспоминается другой «счастливый неудач ник» — Александр Блок: «О, я хочу безум но жить! II Все сущее увековечить, // Ушед шее вочеловечить, // Несбывшееся вопло тить!» Может, здесь и ответ? Хотя, с другой стороны, лучшим ответом на этот вопрос может служить сама книга «Последний па роход». Надо только ее внимательно про читать. Алексей ГОРШЕНИН 207
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2