Сибирские огни, 2004, № 2
Но я уже думал об этом после айтма- товской «Плахи», после распутинского рас сказа «В ту же землю». И писал, и тоже кри чал. Но никто не торопится человеку на по мощь и не собирает ни Думу, ни Прави тельство. И, значит, Тамара Ивановна наве ки права, взяв в руки обрез и решая вопро сы государства своим материнским судом, потому что это ее дети, ее Родина, ее защи та будущего. И художник с гордостью и любовью глядит на нее, возвращающуюся из тюрьмы спокойной и сильной, радуется ее сыну Ивану, который «уперся» поперек «улицы» и тоже не дается её хамской силе. И не зря Распутин заставляет мальчи ка ухватиться за Слово, за чудо русской речи. Оно, как Волга, — за него не отсту пишь. Оно само не даст отступить, отчего его и выжигают так старательно и массиро ванно. Но оно, слава Богу, покрепче нас духом и в рабство не спешит. Когда-то Альфонс Доде замечательно сказал «...пока народ, обращенный в рабство, твердо владеет своим языком, он владеет ключом от своей темницы». Распутин вру чает этот ключ младшему Ивану и сам дер жит его посреди наполовину дезертировав шей в пустоту «текстов» литературы с твер достью неизменяющего оружия. «Столько развелось ходов, украшенных патриотичес кой символикой, гремящих правильными речами и обещающих скорые результаты, что ими легко соблазниться... и ни к чему не прийти. И сдаться на милость исчужа заве денной жизни. Но когда звучит в тебе рус ское слово, издалека-далёко доносящее род ство всех, кто творил его и им говорил..., когда плачет оно, это слово, горькими сле зами уводимых в полон... молодых русских женщин; когда торжественной медью гре мит во дни побед и стольных праздников; когда безошибочно знает оно, в какие ми нуты говорить страстно и в какие нежно, приготовляя такие речи, лучше которых нигде не сыскать и, как напитать душу ре бенка добром и как утешить старость в уста лости и печали — когда есть в тебе это все могущее родное слово рядом с сердцем и душой, напитанных родовой кровью — вот тогда ошибиться нельзя. Оно, это слово, силь нее гимна и флага, клятвы и обета; с древ нейших времен оно само по себе непору- шимая клятва и присяга». Этим высоким, прекрасным неуступчи вым словом написана вся эта книга. Она не страшится наивности и повторения извест ных истин. Художник видит всё лучше ум ных иронистов, которые считают, что надо поспевать за реальностью, а не стоять у нее на дороге. Он сознательно не хочет «поспе вать» и нас удерживает, устыжая силой и правдой своей героини, как всегда у него и такой, как все женщины, и не такой — силь нее! Устыжает самой этой подробной, забы той человеческой прозой, не давая востор жествовать беспамятным «текстам», пото му что с первой книги знает: уступив слово — уступишь жизнь. Кто-то должен держать землю и правду, даже если ей изменят все. Остается русский писатель, который без зем ли и родного духа уже не вправе звать себя сыном русской литературы. Диагноз, поставленный книгой, стра шен, но и лекарство, таинственно содержа щееся в этой же книге, могущественно. Это не утешение. После такой книги утешить труд но. Это призыв к защите. Валентин КУРБА ТОВ 205
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2