Сибирские огни, 2004, № 2

но. Справедливость — есть дитя долгой пра­ вильной жизни в истории, дитя единства веры и народной воли. А у нас сегодня, у нынеш­ них забывчивых, за чечевичную похлебку продавших свое первородство людей, как пишет Распутин, «будто и не было прошло­ го, будто только-только соскочили с какого- то огромного транспорта, доставившего их (нас! нас! — В.К.) на необитаемую землю, где не водилось ни законов, ни обычаев, ни святынь, и, расталкивая друг друга, броси­ лись занимать места. В спешке и брани рас­ хватали, что получше, а на всех не хватило. Теплых и выгодных мест оказалось много меньше, чем охотников до них... И принялись скорей изобретать законы, которые удосто­ верили бы, что так тому навсегда и быть». А слабость и расшатанность духа, она узнаётся тотчас, и зло бросается в слабость, как в пустоту. Один из следователей в повес­ ти выводит из этого жесткое и тяжелое пра­ вило, больше похожее на справедливое об­ винение, на «так и надо» — «любая слабость, происходит ли она от государства или чело­ века, провоцирует на новое преступление, и всякий слабый человек притягивает к себе преступника как магнит». Ну, и добавим от себя, так же притяги­ вает его и слабое государство. И тогда все его крокодиловы слезы и гуманистические призывы — есть только запланированная ложь, слепота, духовная немочь и лень. Но оно — государство — давно уж от человека отделилось, у него свои сытые заботы, а мы вовремя не увидели, не догадались об этом и сами себя в распыл пустили: «Струсили и не поняли, что струсили. Когда налетели эти... коршуны... коршуны-то какие-то мелкие, вшивые, соплёй перешибить можно было... Но хищные, жадные, наглые, крикливые... И подняли гвалт несусветный, что всё у нас не так, по-дурному, а надо вот так... А мы вмес­ то того, чтобы поганой метлой их, рты рази­ нули... И хлопали своими слепыми глазенка­ ми. Пока обдирали нас... растаскивали нашу кровную собственность по всему белу све­ ту. А нас носом в развалины: вот тебе, нич­ тожество и дикарь, знай свое место. Ну и что? Стерпели, как последние холопы. Если кто и пикнул — не дальше собственного носа. Как- то всенародно струсили и даже гордиться принялись: мы, мол, народ терпеливый, нам это нипочем, мы снова наживем». Всё хочется попросить прощения за длинные цитаты — ведь вот она, книжка-то перед читателем, — а все-таки повторяю и повторяю, потому что хочется докричаться, не закрываясь сюжетом, прямо назвать при­ чины беды, обдумать вместе. Ну, а окончательное следствие себя ждать не заставило — в рабство пошли, о чем муж Тамары Ивановны Анатолий горь­ ко и зло говорит, и в рабство не физическое, как в стародавние времена, а в рабство «ум­ ственное, духовное: у тебя отнимают способ­ ность думать так, как было бы полезно для тебя... и не только для тебя. Развернули твои мозги на 180 градусов, и ты уже не ты, не самостоятельная единица, а дробь. В числи­ теле у этой дроби, где личность, значение личности, такой мизер, такая братская моги­ ла!.. А в знаменателе... там да-а, там пудовые кандалы... шаг влево, шаг вправо— и капут!». Мы, конечно, самозащитно кинемся на писателя: ну, уж сразу и капут? А только весь ход повести, весь развернувшийся на наших глазах отчаянный сюжет, как прежде и в рас­ сказах «Нежданно-негаданно» и «В ту же землю» прямо говорит: капут! Что только признать не хотим — боимся. Все по ста­ ринке надеемся перемочься, «авось» род­ ной на белый свет вытаскиваем — выручал и, может, опять выручит. Или, как это в раз­ говоре Тамары Ивановны с мужем Анато­ лием звучит: «Пьянство и трусость, пьянство и трусость! Куда мы на таких рысаках упра­ вим?! Что будет? — Что-нибудь, да будет, мать... — Мне не надо «что-нибудь». Сколько можно: «что-нибудь» да «что-нибудь». Даже у зверя, у птицы, у червя есть, наверное, воля, характер... и он уползает или отбивается, а не лапки вверх...». Но пока «как-нибудь» побеждает. Пока мы затаились — авось, само уляжется. Надо только не дразнить их — наглых и сильных. И ведь государство тоже притихло. Нашло сча­ стливый термин «стабилизация» и спрята­ лось за ним. Между тем, ведь по-человечес- ки-то, если уж и правда гуманистами себя считать, то после всего совершившегося в одной этой книге, после выставленного в ней диагноза, надо или художнику иск предъяв­ лять за напраслину, возведенную на «стаби­ лизировавшееся общество», или Правитель­ ство и Думу собирать и решать, как защи­ тить человека, как спасти детей от физичес­ кого и духовного насилия, потому что все остальные заботы покажутся на фоне совер­ шившегося злой насмешкой над человеком и нарочито вызывающим пренебрежением к нему. 204