Сибирские огни, 2004, № 2
КНИЖНАЯ ПОЛКА СОНУГЛЕЙ (Владимир Берязев. Кочевники. Иркутск, 2004 г.) Не бередите сон углей. Владимир Берязев Озаряет Восток поэтическую вселен ную Берязева. Обжигает. Обугливает. Масштаб вроде глобальный, а фактура — жгуче актуальная. Как в «Псковском де санте»: в «Избранное» поэма не вошла, но в анналы чеченской войны просится. «Капитан кричит: «Товарищ Трошев! Весь огонь на нашу высоту! Добивайте их! Всего хороше...» Взрыв!., переходящий в пустоту». Капитан — наследник русских героев, жертвовавших со бой ради отчизны. «Он кричит в эфир: «Про щай, Маруся! Мы погибли, но и им — хана. Скажете: навеки остаюся твой и только твой. Прощай, жена!» Кажется, нашенскому герою должен противостоять душегуб, злодей... Но чеченец, ставший ваххабитом, вовсе не изверг. С детства слышал от отца миролюбивое: «Бу дешь ты пастухом, если русский язык не уз наешь». Какие угли тлели в сердце отца, мож но только догадываться, но сына русский язык довел... не до Киева, конечно, а до ненависти к русским. Что потрясающе: за мгновенье до гибели этот чеченский герой, вспомнив дом, жену, младшего сына, — чувствует: «Больше не было гнева, всего ничего — лишь улыбка цвела на лице славянина... я в ответ улыбнул ся и — обнял его...» Можно повторить горькую шутку фи лософа: Бог с любовью и болью наблюдает с небес, как его дети убивают друг друга. И можно понять поэта, который видит в драме не столкновение добра и зла, а распад Еди ного, то есть смотрит как бы с высоты Бога (и даже на соответствующий язык перехо дит: «пусть им свете пресветлый сниидет, сквозя и лияся»). Однако не так-то легко в смертельной схватке понимать обе стороны: хочешь — не хочешь, а Восток окрашивает ся в зеленый цвет Ислама. Однако вера преходяща, а Восток ве чен: Чингис огненным бичом проходит по евроазийским степям за двести лет до того, как его преемники раскрывают суры Кора на, Чингис — любимый герой Берязева, вдохновивший его на одну из самых ярких поэм. Вот и свяжите: Русь — последнее при бежище души, меж тем «соколы хана — лю бимцы Тулуй и Бату — падут на бессильные страны, весь мир превращая в орду». Среди бессильных-то — та же Русь, в летописи ко торой Тулубей и Батый вписаны кровавыми слезами. В поэзию Берязева эти роковые де моны входят как вестники ослепительного, охватывающего весь тогдашний мир обнов ления: «хан мой, создатель простора россий ского, Божия твердь!» Хорошо, что никому не приходит в го лову прицепиться к Берязеву как к геополи тику, пересматривающему результаты исто рических деяний Дмитрия Донского и Ива на Третьего. Потому что Восток у него шире и мощ ней ослепительной эпопеи Чингиса. Незави симо от того, что Темучин обрел силу замах нуться на вселенную, в ней живут, борются, умирают: огузы, тюргюши, арабы, тохаты, кипчаки, уйгуры, баргуты, туматы, татары... Вселенские воинства кружатся в общей буре, опрокидывая сонные империи. Окрас исто рии, обожженной с Востока, — вовсе не обя зательно зеленый, цвета Ислама, и не обяза тельно золотой, цвета Орды; окрас — багря ный, багровый. Стадные страхи, дух стаи ша кальей, анаша, вражда и расправа. Травля, рубка, резня. Ойроты режут казахов, казахи режут ойротов. И «матери плачут ночами, и скорбь над вселенной стоит... Кого называть палачами? Кого же Господь обвинит?» Какой Господь? Надо думать, православ ный, потому что на горизонте все время мая чат кресты. Однако сказано не без иронии: «Не ходи за милостью в Сэров, а скажи сосе ду «Будь здоров». Потомок тамбовских каза ков, родившийся в Горной Шории, слишком здоров духом и телом,, чтобы идти, в монахи. Хотя ни одного монаха не пропускает: рвет ся спорить, выяснять, истину. Границы истины не связаны ни с каким окончательным исповеданием,. «Ни Вишну, ни Будда, ни Митра, ни светлый Христос» — никто не может преодолеть Хаос... Разве что Чингис — плетью. 199
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2