Сибирские огни, 2004, № 2

КНИЖНАЯ ПОЛКА СОНУГЛЕЙ (Владимир Берязев. Кочевники. Иркутск, 2004 г.) Не бередите сон углей. Владимир Берязев Озаряет Восток поэтическую вселен­ ную Берязева. Обжигает. Обугливает. Масштаб вроде глобальный, а фактура — жгуче актуальная. Как в «Псковском де­ санте»: в «Избранное» поэма не вошла, но в анналы чеченской войны просится. «Капитан кричит: «Товарищ Трошев! Весь огонь на нашу высоту! Добивайте их! Всего хороше...» Взрыв!., переходящий в пустоту». Капитан — наследник русских героев, жертвовавших со­ бой ради отчизны. «Он кричит в эфир: «Про­ щай, Маруся! Мы погибли, но и им — хана. Скажете: навеки остаюся твой и только твой. Прощай, жена!» Кажется, нашенскому герою должен противостоять душегуб, злодей... Но чеченец, ставший ваххабитом, вовсе не изверг. С детства слышал от отца миролюбивое: «Бу­ дешь ты пастухом, если русский язык не уз­ наешь». Какие угли тлели в сердце отца, мож­ но только догадываться, но сына русский язык довел... не до Киева, конечно, а до ненависти к русским. Что потрясающе: за мгновенье до гибели этот чеченский герой, вспомнив дом, жену, младшего сына, — чувствует: «Больше не было гнева, всего ничего — лишь улыбка цвела на лице славянина... я в ответ улыбнул­ ся и — обнял его...» Можно повторить горькую шутку фи­ лософа: Бог с любовью и болью наблюдает с небес, как его дети убивают друг друга. И можно понять поэта, который видит в драме не столкновение добра и зла, а распад Еди­ ного, то есть смотрит как бы с высоты Бога (и даже на соответствующий язык перехо­ дит: «пусть им свете пресветлый сниидет, сквозя и лияся»). Однако не так-то легко в смертельной схватке понимать обе стороны: хочешь — не хочешь, а Восток окрашивает­ ся в зеленый цвет Ислама. Однако вера преходяща, а Восток ве­ чен: Чингис огненным бичом проходит по евроазийским степям за двести лет до того, как его преемники раскрывают суры Кора­ на, Чингис — любимый герой Берязева, вдохновивший его на одну из самых ярких поэм. Вот и свяжите: Русь — последнее при­ бежище души, меж тем «соколы хана — лю­ бимцы Тулуй и Бату — падут на бессильные страны, весь мир превращая в орду». Среди бессильных-то — та же Русь, в летописи ко­ торой Тулубей и Батый вписаны кровавыми слезами. В поэзию Берязева эти роковые де­ моны входят как вестники ослепительного, охватывающего весь тогдашний мир обнов­ ления: «хан мой, создатель простора россий­ ского, Божия твердь!» Хорошо, что никому не приходит в го­ лову прицепиться к Берязеву как к геополи­ тику, пересматривающему результаты исто­ рических деяний Дмитрия Донского и Ива­ на Третьего. Потому что Восток у него шире и мощ­ ней ослепительной эпопеи Чингиса. Незави­ симо от того, что Темучин обрел силу замах­ нуться на вселенную, в ней живут, борются, умирают: огузы, тюргюши, арабы, тохаты, кипчаки, уйгуры, баргуты, туматы, татары... Вселенские воинства кружатся в общей буре, опрокидывая сонные империи. Окрас исто­ рии, обожженной с Востока, — вовсе не обя­ зательно зеленый, цвета Ислама, и не обяза­ тельно золотой, цвета Орды; окрас — багря­ ный, багровый. Стадные страхи, дух стаи ша­ кальей, анаша, вражда и расправа. Травля, рубка, резня. Ойроты режут казахов, казахи режут ойротов. И «матери плачут ночами, и скорбь над вселенной стоит... Кого называть палачами? Кого же Господь обвинит?» Какой Господь? Надо думать, православ­ ный, потому что на горизонте все время мая­ чат кресты. Однако сказано не без иронии: «Не ходи за милостью в Сэров, а скажи сосе­ ду «Будь здоров». Потомок тамбовских каза­ ков, родившийся в Горной Шории, слишком здоров духом и телом,, чтобы идти, в монахи. Хотя ни одного монаха не пропускает: рвет­ ся спорить, выяснять, истину. Границы истины не связаны ни с каким окончательным исповеданием,. «Ни Вишну, ни Будда, ни Митра, ни светлый Христос» — никто не может преодолеть Хаос... Разве что Чингис — плетью. 199

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2