Сибирские огни, 2004, № 2

залось, и начмед его слезно упросил). И вот теперь, когда инициация, то есть подготовка к переходу в иной мир, проделана, осталось только умереть физически. И это чаемое умирание в соответствии с законами безна­ чального бытия русского само собой офор­ мляется в комедию фантасмагорического содержания. Туда, в этот балаган смерти, ве­ дет Алешу, начмеда и шофера Пал Палыча — здравомыслящего философа циничного безначалия — отыскавшийся невесть откуда отец трупа, желающий справить его помин­ ки. Попойка, как это часто бывает на сбори­ щах отверженцев судьбы (а к ним присоеди­ нились беженцы из умирающего СССР), за­ канчивается поножовщиной, к которой ока­ зываются причастными некие разыскивае­ мые дезертиры. И Алеше предстоит пройти еще один круг ада — тюрьму, куда он попал за «дезертирство», зверские побои и неча­ янную, а лучше сказать, отчаянную свобо­ ду, уже ненужную ему. Все здесь, в этом «открытом конце» повести, полно символов трагедии, русской трагедии: Абдулка, тот самый, похожий на могильщика, но который помог ему осво­ бодиться и дает целые десять рублей в доро­ гу; покупка арбуза, похожего на «огромную голову на руках», и путь по рельсам в нику­ да при свете луны, «воздушной свежести холода» и данной ему в спутницы ночи. При всей очевидности экзистенциальной темати­ ки и явной близости автора А. Платонову и его «Котловану» (особенно в образе девоч­ ки — символе смерти и воскресения), по­ весть все-таки оригинальна и, что называет­ ся, бередит душу. Доколь же будет все это продолжаться — произвол хамства, обмана, наживы и похоти, самоуправство смерти и юродивое блаженство святости, с беспреде­ лом и смертью связанное? Ответа нет. Зато есть повесть, почему-то получившая Буке­ ра, который не должен бы присуждаться про­ изведениям не развлекательным. Вот тут-то и можно вновь задать «детс­ кий» вопрос, отчасти прозвучавший в нача­ ле статьи: откуда такое количество премий? От небывалого расцвета литературы или от ее колоссального упадка, прикрывающей фиговыми листками премий свой срам? Раз­ ве неясно, что с полсотни «замечательных» (крылатый эпитет, введенный в оборот но- вомировской статьей А. Немзера) писателей, обласканных почти таким же количеством именных премий, тем самым девальвируют их талан статус премии как знак признания и славы, да и литературу в целом? Или уста­ новленная иерархия премий: Букер, Нацио­ нальный бестселлер (Нацбест) и прочие, по нисходящей, всех устраивает, и «новый по­ рядок» в новой литературе установлен все­ рьез и надолго? Здесь-то и зарыта «собака собак» этого нелегкого вопроса. Интеллектуальная про­ слойка, разбитая ныне на так называемые «элиты» (авторство термина по отношег ию к литературе делят Б. Дубин, Л. Гудков н М. Берг, печатающие «высоколобые» книги и статьи в элитарных изданиях), имеют столько же литературных предпочтений, сколькими банками, компаниями-гигантами или корпо­ рациями с приставкой «транс-» они владе­ ют. Каждая группа интеллектуалов (кто там финансист из вчерашних докторов наук, а кто литератор с ухватками финансиста, не раз­ берешь) поддерживает и болеет за «своего». С этой целью используются связи во всех эшелонах власти, и кандидат в лауреаты про­ двигается всеми подручными средствами; при этом учитывается легкая покупаемость любого политика, актера, журналиста, деле­ гируемого в жюри «от общественности». Вот и получается, что в этом «московском» клубке литераторов, финансистов и групп поддержки симпатии, антипатии, дилетант­ ство, пиар, амбиции и прочие неутоленные притязания и комплексы легко запутаться и жюри и его критикам и критикам критиков и тем, кто все это читает и пытается понять. Сия путаница с премиями и их полулегаль­ ными меценатами намеренна или нет — воп­ рос неразрешимый. В заключение один лишь пример из не­ давней истории. Известный своей непогре­ шимой либеральностью столп столичной критики и неутомимый летописец текущей литературы Андрей Немзер вознегодовал и возопил, как только узнал, что «гексогений» А. Проханов имел наглость претендовать на Нацбест-2001. Уж как только он не аттесто­ вал произведения своего неприятеля: «глум­ ливый и истеричный антигосударственный пасквиль», роман, «напитанный животным антисемитизмом», сам же писатель — чело­ век, чье «косноязычие сопоставимо лишь с его честолюбием, куражливым бесстыд­ ством и идеологической нетерпимостью». По пафосу и красноречию эта отповедь А. Проханову сопоставима лишь с речами пла­ менных ниспровергателей тронов и присяж­ ных ораторов кадетской профессуры. Но в тех фактах, что раздраженный критик вста­ вил все-таки меж своими гневными тирада­ ми, вопиет подлинная правда путаницы, о которой уже говорилось. Оказывается, что такие знаковые фигуры, как Ирина Хакама­ да («пританцовывающая эмблема гедонис­ тического либерализма»), лауреат Нацбеста- 13 заказѣ 139 193