Сибирские огни, 2004, № 2

самых разных рассказах В. Дегтева. Этот сверхсюжет и делает собрание избранных рассказов писателя книгой, а его рассказы — не просто репортажами с чеченской вой­ ны или очерками невеселой жизни простых россиян, а животрепещущим реализмом, где в один голос говорят факты жизни и аргу­ менты души. Может быть, поэтому появля­ ется ощущение, что из какой бы среды ни брал автор своих персонажей, все они гово­ рят голосом автора, только что вернувшего­ ся с кавказского фронта, зная, что в миру его встретят еще большие беды и обиды. Это одноголосие сообщает рассказам В. Дегте­ ва особую стать, выделку, манеру, делает любой сюжет «дегтевским». Вот бывший литинститутовец, попав уже в «демократические» времена в «альма матер», сталкивается с оголтелой русофоби­ ей своих однокурсников с Кавказа и из При­ балтики. Но как только они наперебой начи­ нают чернить Россию: «У вас больше нет народа — население», «Нет государства — рублевая зона», «У вас нет правительства — банда проходимцев», «У вас нет ни культу­ ры, ни литературы», «Вас больше нет и не будет!», герой совершает подвиг самостоя- ния. С криком «Мы есть!» он разбивает та­ буретку на голове одного из них. И тогда вновь в литинститутскую комнату вернулся на вре­ мя СССР: кавказец «сделался прежним лас­ ково-угодливым Шамильком», Витольд «дол­ го охал и чесал затылок», а говорили они те­ перь только о литературе. «Все чего-нибудь стоит, возникает в этом мире исключитель­ но через борьбу. И на каждый вызов есть свой ответ!» — восклицает автор в конце рассказа. В другом рассказе «7, 62» тот же «Со­ ветский Союз» — Россия, Кавказ, Прибалти­ ка — встретились уже на поле боя, но так же нечаянно. В снайпере, убившем абхазца на границе с враждебной Грузией, герой узна­ ет рижанку Ингу — их общую подругу по команде по биатлону. Здесь автор говорит уже не открытым, публицистическим, тек­ стом, а символическим: ему возвращают то, что он подарил Инге — гребень из кости мамонта, но уже пробитый его пулей. Выре­ занные на нем мастером «бегущие олени и между ними — рваная дыра». Диаметр бое­ вого оружия — 7, 62, разрушивший искусст­ во, жизнь, любовь, дружбу и братство наро­ дов СССР,— вот наглядная символика В. Дег­ тева, простая, как правда. Отмечая в общем нехитрые художе­ ственные приемы писателя, надо в то же вре­ мя подчеркнуть их ненарочитость, откры­ тость и распахнутость любому восприятию и толкованию, в том числе и негативному. Можно упрекнуть В. Дегтева в мелодрама­ тичности, аллегоризме на грани сказки для детей, православоцентризме, воинственном русофильстве. Действительно, в рассказе «Выбор» суровый воин Роман делает пред­ ложение хлеборезчице Оксане, с которой был знаком на уровне «Спасибо» — «Пожалуй­ ста», после того, как у ней оторвало взры­ вом ноги. В большом рассказе «Гладиатор» из античных времен славянский пленный Сармат побеждает двух братьев римлян, так же по-русски, как природный российский волк заставляет струсить двух натасканных питбулей на собачьих боях в современной России. А рассказ «Карамболь» весь пост­ роен на силе русского характера и духа, мстя­ щего хищно-жестоким кавказцам за то, что они унизили сильных (посадили на кол дру­ зей героя рассказа), презрели добрых и чес­ тных, но обманутых. Бывший летчик Кони- щев, в короткий срок став бильярдистом выс­ шего класса, побеждает заезжего кавказца, привычно чувствующего себя в русском городе хозяином. Но стоит окунуться в ат­ мосферу этих простых с виду рассказов: ла­ конизм «Выбора», полный ненависти и люб­ ви, щедрость на исторический и «собачий» колорит «Гладиатора», полный гордости за «своих», психологизм «Карамболя», даю­ щий анатомию героя, почти романтическо­ го по концентрации духа, как простота обо­ рачивается обязательным условием цельно­ сти и глубины содержания. Другим предстает В. Дегтев в «деревен­ ских» рассказах. Здесь энергичная, «мстя­ щая» краткость уступает место ничем не сдерживаемому лиризму. Так, юный Колю- шок из рассказа «Тепло давних лет» настоль­ ко окрылен и вдохновлен русской природой, что вот-вот оторвется от земли и полетит в «белесое пространство» небосвода. Ибо мир для него — единый оркестр, играющий веч­ ную музыку добра, счастья, гармонии. Вме­ сто непримиримости и жестокости противо­ стояния «цивилизации и природы», гордос­ ти (нац. чванства) и великодушия, нерусских и русских, В. Дегтев здесь проявляет мягкость и снисходительность к слабостям и недостат­ кам своих героев. Это и Митрофан «фульти- культяпистый», герой одноименного расска­ за, удачливый чудак, которому во всем везет (дружба с уголовниками, успехи в обще­ ственной работе и с женщинами и даже в живописи), но на самом деле «хочется зао­ рать, зарычать... и кинуть огромный булыж­ ник в болото нашей добропорядочности...». Это и галерея самородных мастеров-умель- цев: гитарных дел мастер из рассказа «Рус­ 191