Сибирские огни, 2004, № 2

конец России». Так роман А. Проханова приобретает явные черты мифологии с антиутопичной основой. В то же время метафорический стиль, напоминающий расцветку ярких тро­ пических бабочек (Белосельцев их коллекци­ онирует), имеет не менее очевидную газет­ но-публицистическую основу. Эта «газет- ность», требующая твердой идеологической позиции и простых решений, вплоть до ло­ зунгов и кличей, придает роману актуаль­ ность очередной аналитической статьи, столь любезной солидным газетам. Стремление сочетать ее, «газетность», с «теорией конф­ ликтов» («управляемого хаоса») и заговоров, наделяет роман экзотическим оперением, который свойствен жанру «фэнтэзи» и кото­ рый может или развлекать или потрясать. В качестве примера, а не сравнения можно вспомнить М. Булгакова («Багровый ост­ ров», например, с туземной тематикой) или Ч. Айтматова. От избытка экзотики роман А. Проханова спасает Белосельцев, идущий на Голгофу (привязан к трубе на крыше дома, как Христос к кресту) ради спасения Моск­ вы, увы, тщетного от гексогенных взрывов, пскович и русич по своим корням. А также, как ни странно, Избранник, который, буду­ чи иррациональной величиной, а попросту пустым местом, становится причиной тра­ гедии Белосельцева, который понимает, что погубил Прокурора и других во имя ложной идеи. Как «яблочный пророк» Николай Ни­ колаевич, нелепо погибший под стенами Кремля (повторяя подвиг Гастелло, врезает­ ся туда в старых «Жигулях»), И вот от уку­ шенной Змеем Москвы Белосельцев то и дело возвращается — физически и духовно — в родной Псков. Именно здесь, на берегу реки Великой, где «озаренная, синеет зем­ ля», «ветер летает во ржи» и «кони пасутся на далеком зеленом бугре» и осталась на­ стоящая, а не «целлулоидная» жизнь, Русь, а не «Суахили». И он верил и знал, что «ничто не кончится, что их (с Анной — невестой, а затем женой) жизнь на земле — вечное воз­ рождение...». Стоит лишь увидеть осколок древней вазы или старую могилу молодой княжеской жены, чтобы ощутить эту память, эту мудрость земли, терпеливо ждущей сво­ их блудных, заблудших сыновей. Вновь, как и в романе С. Гандлевского, возникает эта тема сыновнего греха перед забытой ими, бывшими хлеборобами, вои­ нами, мастерами и удальцами матерью Ро­ диной. Этот новый мотив в современной прозе, отсутствующий в романах городской и забугорной тематики, проваливающихся в секс, как ночной прохожий в люк канализа­ ции, начинает звучать там, где писатель бли­ же к истории своей страны, отраженной в литературе (С. Гандлевский) или даже в ме­ талитературе (А. Проханов). Более иных, клюнувших на заманки авантюрно-мифоло­ гических и книжных страстей, эту тенденцию выразили В. Дегтев и О. Павлов. Вячеслав Дегтев — это писатель, кото­ рый заслужил называться писателем дей­ ствительно современным, без всяких экиво­ ков или допущений. Главное, что он не боит­ ся и не избегает современных тем. Напро­ тив, он только о них и пишет, и не просто пишет, но и живет ими, не стесняясь углова­ тостей, очевидных сентиментальностей и нечаянных стилизаций. Зная, что, говоря о Чечне, будет в очередной раз шевелить бо­ лезненную рану себе и читателю, или заде­ вая еще более давнюю и глубокую, деревен­ ско-крестьянскую, он будет вновь и вновь возвращаться к ним в коротких, как автомат­ ные очереди, рассказах. Собранные в одну книгу, под несуетным и набатным названи­ ем «Крест» (М., 2003), эти рассказы говорят о постсоветской России только правду. По­ тому, наверное, и пишет В. Дегтев именно рассказы: горькая, с солоноватым привку­ сом пота, слез и крови правда — не тот мате­ риал, на котором можно развести пожиже да пофасонистее. Не признает перо писате­ ля и его герой иллюзий, особенно если из этого делать профессию или строить на них свое благополучие. Вот и герой рассказа «Четыре жизни» Роман, студент художественной академии, тоже писал в юности «мистические карти­ ны», полные «эстетических химер» и монст­ ров. Но не купившись на похвалы столич­ ных профессоров, вовремя покаялся в «мер­ зости», сжег свои «дьявольские картинки», уехал на Валаам, а оттуда на фронт, в Сер­ бию, защищать Россию. Так сама жизнь, за­ ставляя быстро мужающего юношу освобо­ диться от химер сознания и духа, дарит буду­ щему герою четыре жизни, четыре имени: кроме своего, друга Веньки, монашеское имя (при постриге) Борис и святого Антипа Валаамского, частицу мощей которого он носил с собой в ладанке на шее и которую после его смерти нашли враги. Да, ныне русский человек вынужден быстро мужать, взрослеть и окормляться святым духом православия, чтобы не впасть в уныние и ничтожество, чтобы не предать и не потерять страну. Собственно, этот единый сюжет: преодоление вражды иноверцев — быстрое обретение духовного стержня — преображение, подвиг, победа над собой и над врагами, так или иначе воплощается в 190