Сибирские огни, 2004, № 2

МИХАИЛ ВИШНЯКОВ Ж Ш і ЛИКИ ЗАБАЙКАЛЬЯ Часа через три солдатики и рыбак с мешком для рыбы отправляются за уловом. Ждем. Вдруг в пойме возникает тяжелый хлюпающий звук — кажется, что бежит, ломая с хрустом камыши и тальники, африканский бегемот. Лейтенант вскакивает, снимает карабин с предохранителя. Разметывая кусты напополам, появляется местный рыбак с полным мешком карасей в охапке, верх незавязанного мешка прикушен зубами. За ним наши креп­ кие солдатики. — Китайский патруль,— хрипит рыбак. — Отходим, — командует лейтенант Володя. Он тоже не лыком шит: вытаскива­ ет свою заначку, фляжку спирта, кидает мне. Я глотаю, перекидываю фляжку рыба­ ку, тот солдатикам-крепышам. Уже не бегемот, а стадо бегемотов с хрипом несется к русскому берегу. Вдруг лейтенант останавливается, выдыхает: — Это — не погранцы. Погранцы бы пошли на задержание. Это спецслужба, трусоватая, как и наша. Сейчас они должны созвониться с Пекином: что делать? Ух, треск, хлюп, хрясть — вылетаем к большой воде. В десяток гребков уходим под защиту своего берега — Аргунъ несет быстро. Мокрые, грязные, в тине, клочьях осоки, камыша и пуха рогоза причаливаем в укромном месте. Лейтенант щелкает пальцами. Один из солдатиков молча бросает ему фляжку. Володя допивает и счастливо смеется. Нервно смеемся и мы, ощупы­ вая мешок с карасями. Лейтенант, родом из Ленинграда, из профессорской семьи, запевает на чикойс- кий манер: Шел казак по Аргуни родной... Потом обращается ко мне по фамилии: — Вишняков, когда стану генералом, разрешаю тебе описать этот случай. Так было на границе в 1968 году. .. .А через девять месяцев на Уссури, в районе острова Даманский, грянул со­ ветско-китайский конфликт. С кровью и пальбой, ранеными и погибшими с обеих сторон. Неупорядоченность границы — гиблое дело, всегда пахнущее кровью и сы­ рой могильной землей. И рыданием матерей, не дождавшихся сыновей домой с таких прекрасных для рыбалки рек, как Аргунь, Амур, Уссури.... ЯРМАРКАПАНТОВ Одним из любимых символов Забайкалья исстари считается изюбр — гордый олень с поднятой головой. В 70-е годы XX века он даже был на заставке Читинской студии телевидения. Московские лихоимцы из шайки будущих западных демократов достали-таки через обком КПСС руководителей телевидения: — Уберите этого козла с экрана! Убрали. Но на телевидение обрушился возмущенный ураган писем и звонков истинных патриотов Забайкалья: — Куда дели нашего козла? Верните нашего рогатика! Вернули. Потом он долго-долго стоял на смотровой площадке, где в XXI веке поставлена часовня. Ему отпилили рога. Но снова и снова народ восстанавливал своего гордого, смелого, вольнолюбивого царя забайкальской тайги... Настоящие охотники знают, что 100 дней растит изюбр свои драгоценные рога. Сто дней весны, когда начинают прорезаться на рогах «пеньки», зверь не знает ни сна, ни покоя. Ведь будущие рога пронизаны кровеносными сосудами и нервами, они ветвятся на 10 и 12 концов. Малейший удар об ветку пронзает болью мозг зверя, капля дождя гремит, как граната, в его ушах. Спасают изюбра чрезвычайная скрыт­ ность, осторожность, острота зрения и слуха — к 22 июня вырастает на голове целый цветущий куст бархатных рогов, налитых целебнейшей кровью. Все это называется панты, а лекарство из пантов — пантокрин. Изюбр, по-эвенкийски «богун», при сотворении мира имел четыре глаза, был самым зорким обитателем тайги. Возгордился этим, стал хвастаться, что никто его не скрадет. Бог, конечно, обиделся и в назидание другим гордецам неслышно подкрался 166