Сибирские огни, 2004, № 2
писью. Вероятно, молодость, проведенная в Персии, оставила неизгладимый след в душе сочные арбузы, яблоки и груши, гроздья винограда вокруг персидского кувшина остатки этой живописной роскоши еще и сейчас проступают на потолке его дома по улице Декабристов (бывшей Охотской). Второй раз сбежал от большевиков после 1922 года и объявился в Харбине, где его прекрасно знали и почитали: Генрих Генрихович преподавал художества, кон сультировал строителей, изредка и сам брался за роспись. А «турецкоподданный» г-н Машед оказался родом из Персии, он откупился от полиции и исчез. Харбин — это гнездо мировых разведок и тайных операций 30-х годов позволяет человеку неожиданно появиться и раствориться в мутном потоке Сунгари... Сергей Есенин в своих «Персидских мотивах» писал: ВХоросане есть такие двери, где обыпан розами порог. Именно эти строки пришли мне на память, когда разглядывал на потолке особ нячка Фукса Энгеля краски «персидских мотивов» незаурядного художника, кото рого забыли и Тегеран, и Иркутск, и Порт-Артур, и Чита. История беспощадна к мастерам. ШЕЛ КАЗАК ПО АРГУНИ РОДНОЙ 1968-й год. С друзьями-пограничниками едем вдоль Аргуни. Что-то уже слу чилось в советско-китайских отношениях — граница срочно укрепляется. Солдаты долбят ломами песок, вкапывают столбы, натягивают в несколько рядов колючую проволоку. Создаются заставы. Мощные тракторы вспахивают контрольно-следо вую полосу. В степных низинах техника рычит и вязнет, ее буксируют военными тягачами. Зеленоковыльная, цветущая степь Азии здесь впервые рассечена плугом — слышно как трещат и рвутся корни трав и диковинных соцветий. Жирная, черно вороная полоса земли блестит на солнце и режет глаза. Я пишу: В низинах, заросших травами, Отлилась в пули роса. И вьется повязкой траурной Контрольная полоса. В обед нас встречают. На коренном берегу Аргуни дымит костер. Готово мед но-бронзовое ведро ухи. Распечатаны две пузатые бутылки коньячной «Плиски». Пьем за тишину на границе, становящуюся тревожной и тяжелой тишиной... Начинается спор о самой-самой рыбной старице. Собственно СССР здесь, под ногами. Собственно КНР там, на синеющей гряде холмов. Меж ними широко ходит Аргунь, образуя каждое столетие бесчисленные протоки, старицы, озера, острова и рукава. В этих камышово-тальниковых дебрях с тучами комаров хозяин — серый аргунский волк да знаменитые караси, широкие, как лопата. Да секреты и засады советской и китайской разведок ... — А вот поплывем! Вот поставим сети! Вот докажу, что в Сивой старице кара- сищщи шириной с корыто. Во! — местный рыбак окончательно налег на лейтенанта. Тот крутит головой, краснеет, как мальчишка, хлопает полстакана «Плиски». — Поплыли! Надули резиновую лодку. Мало — надули вторую. Взяли три карабина с боеза пасом, ножи, ракетницу и махнули на ту сторону. Нашли еле приметную тропу ки тайских хунхузов и спиртоносов и — русских браконьеров. Надутые лодки несли ребром. Бросим на воду — переплывем. Одна, вторая, третья болотина. Одно-вто рое-третье озерцо. — Стоп, — тихо скомандовал лейтенант Володя. Два солдатика-крепыша с карабинами и рыбак с сетью исчезают в камышах. Поставили сеть, вернулись. Я вынимаю заначку. В сырой гнили, мокроте и зуде кома ров водка идет, как мед. 1 ^5 МИХАИЛ ВИШНЯКОВ ЛИКИ ЗАБАЙКАЛЬЯ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2