Сибирские огни, 2004, № 2

Дорога раздваивается: одна ведет домой, другая на базар. Я навострил лыжи на фруктовые ряды, а бабушка семенит по Брянской улице: какой базар — акча юк! Мать с отцом в очередной раз испарились, а может, провалились. А у бабушки пенсия тридцать рублей за старшего сына. Керосиновая лавка место встречи старинных подруг. Вот и сегодня встрети­ лись две бабушки, моя и чужая. Чужая бабушка кровь с молоком, цветет, как поздняя роза, ни один лепесток не опал. А напротив стоит моя сухонькая абичка, с лицом, как печеное яблоко, и ногами, плотно обвитыми венами. — Тормышлар ничек? Как жизнь? — Какая тут жизнь! И без очков видно, что плохо живем. По всему видать, богатая подружка бабушки ходит на базар каждый день, а мы с бабушкой раз в месяц. — И Семен ничек? Как зовут? — на меня показывает. — Я учусь,— деловито отвечаю я, разглядывая красивое платье богатой бабуш­ ки. И, подумав, добавляю: — Я— писатель. Это мои молодые тетки дали мне такую кличку. Я учусь еще в первом классе, но уже все заборы исписал. Заборы я исписал мелком, а театральные афиши углем. — Керегез! — говорит красивая бабушка в татарских сапожках. Да я-то что, я, конечно бы, зашел к бабушке, у нее, должно быть, богатый стол со всякими конфетами и фруктами, только вот не знаю, куда идти. Пригласить-то при­ гласила, но не сказала куда. В следующий раз непременно провожу ее до дома, чтобы помочь донести что-нибудь, пусть даже керосин. Мы с бабушкой идем старой улицей, где каждый пятый двор татарский. Всюду сидят татарские бабушки в белых платках и спрашивают одно и то же: «Вакыт куп- ме?» Вопрос меня возмущает: да что у них своих часов нет, что через шаг спрашива­ ют время? Видно же, что у моей бабушки часов нет. Часы неслыханное богатство даже для богатых бабушек. Это только мои молодые тетки носят часики, да притом золотые — целое состояние! И не боятся же потерять. Вокруг тетушки Наили посто­ янно крутятся чужие мужики с далеких улиц, а тетушка хоть бы что, не боится их. И даже ночами ходит с ними, с часами и с мужчинами. Я уже где-то поговорку услышал: все мое ношу с собой. Вот и две тетушки носят с собой свои богатства, боятся оставить дома, и потому ящики большого комода всегда пустые, даже поиграть нечем. В комоде одна губная помада да одеколон «Кармен» — не могу понять, чем он пахнет, то ли водкой, то ли мылом, а скорее, тем и другим. А еще на стене целая картина висит: бумажная реклама советского шампанско­ го. Нарисован Кавказ с двуглавой горой. Я там никогда не был, но надеюсь под старость побывать в виноградных садах. Да у нас на Каче и свои горы крутые: побежишь— не остановишься. А если еще влезть в кожаное пальто дяди Ханифа, то можно взлететь над заводом «Лакокраска», над Качей, и улететь к далеким синим горам за рекой Енисей. Горы, как синие волны, бегут из края в край; говорят, там водятся медведи и спит солнышко, когда вечером покидает город. Конечно, я уже большой и хорошо знаю, что солнышко никогда не спит, просто уходит работать и освещать другие города. Когда-нибудь я непременно пройду следом за солнцем... А пока солнышко замещает прозрачное окошко керогаза, на котором варится чай. Я заглядываю в круглое окошечко, смотрю, как из фитилей выходит синее пламя и лижет дно чайника. Дядя Ханиф объясняет, что так устроен и паровоз, на котором возвращаются домой папа и мама. Родители объездили весь мир, побывали и на Кавказе, а сейчас везут в мешках гостинцы и фрукты. С этой мыслью, попив чайку с колотым сахаром, я и засыпаю, наказав бабушке, как только приедут родители, тот­ час разбудить меня. Снится мне керосиновая лавка, в которой торгует отец, но толь­ ко вместо керосина он разливает советское шампанское. 155 ЮНИЛЬ БУЛАТОВ № РАССКАЗЫ УЛИЦЫ БРЯНСКОЙ