Сибирские огни, 2004, № 2

ЮНИЛЬ БУЛАТОВ РАССКАЗЫ УЛИЦЫ БРЯНСКОЙ Сера дурманит сознание, возникают образы детства, быстро летящие над ули­ цей, как белоснежные облака-парусники. Одно из облаков увлекает за собой, и вот уже стремительно бежишь с Караульной горы, взбегаешь по улице Перенсона на берег Енисея. И если матрос пропустит, то можешь нырнуть с катера. Ух, хорошо! Все болезни на берегу, все непутевое детство осыпалось по дороге, и ты плывешь под водой, соревнуясь с большими рыбами, коих в Енисее больше, чем бревен. А бревен столько много, что по ним можно перебежать реку, если бы они не крутились под ногами. Но бревна скользкие, а матрос — зверь зверем. Пин­ ком выбрасывает на галечный берег, столь раскаленный, что пятки шипят. Ноги сами несутся на понтонный мост, где и прыгаешь в воду. Понтон качается, как пьяный, и выбрасывает глупую плоть в зеленую тугую струю, что мигом затяги­ вает под понтон. Если повезет, выныриваешь в десятке метров от моста, прямо под носом белого парохода, медленно разворачивающегося на месте и бьющего по воде лопастями. Не повезет— всплывешь где-нибудь возле Дудинки. Потом катишь в кузове грузовика и спрыгиваешь на ходу на острове «Отдыха», где развлечений больше, чем людей. Жарко, пить хочется, и ты просишь у тетеньки: — Налейте на копеечку без сиропа газированной воды. Скоро упиваешься, поскольку копеечек под ногами больше, чем камушков. Как народ ни бережет копейку, мелочь проваливается из дырявых карманов. Иногда ча­ сики лежат, поблескивая стеклом, надо только чаще глядеть под ноги. И вообще ни один качинский мальчик не уйдет голодным с острова, где под цветными грибками висят разные брюки, из которых сыпится и сыпится мелочь. Иной раз подползешь, дернешь за брючину и поможешь просыпаться. И вот мальчики с раздувшимися от газировки животами плывут через большое озеро, что легло аккурат посередине острова «Отдыха». Вовка Потехин таращит глаза и делает вид, что хочет утонуть. Мальчики со всех сторон взбадривают неповоротли­ вого крепыша. Я тоже кричу Потехе: «Держись за ногу!» — и усиленно бью ногами по воде, а ведь в самом деле ухватится. Но кому суждено сгореть, тот не утонет. Вовку убили ножом на проводах в армию... Купались до гусиной кожи, и, несмотря на великую жару, по выходе из воды озноб колотил, как шпицрутены провинившегося солдата. Разжигали большой кос­ тер, и воздух, без того горячий, колыхался в языках пламени, искажая пространство и время. Мальчики, что стояли рядом, были обыкновенными пацанами, с коими я мирился и дрался по несколько раз в день. Но стоило им переместиться по кругу и стать за огненный фронт — они неузнаваемо менялись лицом, росли и взрослели на тазах. КЕРОСИНОВАЯ ЛАВКА Большая дорога, скатившись от центра, перешагивает Качу через большой мост и с удивлением упирается в старинный трехэтажный дом из белого кирпича на яич­ ном цементе — хоть бомбу бросай, а глубокий подвал останется невредимым. В глубоком подвале керосиновая лавка. Керосин сверхтекуч, и все в лавке покрыто влажной невысыхающей пленкой. Что ни тронь, все мокро. Мокрое железо прилавка плотно заставлено кружками с делениями и разновеликими воронками. Тусклый свет электрической лампочки отражается на мокром железе с радужными пятнами. На каменном полу стоят железные бочки, а между мокрых бочек ходят валенки в калошах — другая обувь не дружит с керосином. Я помогаю бабушке вынести по крутым ступенькам трехлитровый бидон с завинчивающейся крышкой. Я помогаю бабушке, бабушка помогает внучку выйти на свежий воздух — что-то голова закружилась от обилия керосина. 154