Сибирские огни, 2004, № 2
Пустых костей много в глубоких овражках на крутых красных склонах, по кото рым вьются тропинки, ведущие в Верхнюю Покровку. Иные пьяные дома, храбро вывалившись из толпы черных изб, презрительно смотрят сверху вниз на улицу Брян скую, уже полностью утонувшую в красной глине. Иные дома погрузились в крас ную землю по самую крышу, и только высокие валы ограждают их от окончательно го затопления. Дома-утопленники взывают к прохожим беззубыми слепыми окна ми. Иной пьяный прохожий сваливался в траншею и, плохо понимая, где он находит ся, стучал в окна с просьбой о помощи: «Жена, открывай, хозяин пришел!» Вот в таких провалах и находила Пальма вкусные куски обглоданных косточек, которые ленивый хозяин выбрасывал прямо в форточку. Иной раз Пальма — о, ужас! — приносила человеческие кости. А как-то отрыла целый череп, и студенты художественного училища, тщательно отмыв и очистив его, поставили в углу как учебное пособие. Увидев череп, тетушка Наиля подняла скандал и едва не вытурила студентов. Но будущие художники быстро сообразили и внесли квартплату за месяц вперед. Впрочем, у студентов денег никогда не было, и деньги на обустройство бабушки ной могилы внес Николай, который равно кормил как сокамерников, так и Пальму с ее выводком. Пальма рожала, как породистая свиноматка, дважды в год. И каждый раз перед родами залезала в глубокое подполье над моим домом. Какими сокровищами была набита ее берлога — не дано знать никому, поскольку дыра была столь узкая, что даже Пальма, с трудом забравшись для родов, уже не могла вылезти. Из узкой дыры торчала ее хитрая морда с глазами, полными слез. И все, у кого сохранилась жалость к несчастному животному, кидали ей что-нибудь вкусное со своего стола — ватруш ку или пряник, оставшиеся от обеда. Впрочем, ватрушку— сильно сказано, посколь ку пока я нес ее рожающей Пальме, студенты успевали перехватить, и дворовой суке доставались одни сухари. Наконец Пальма разрешалась от бремени, острым носом футбольным при емом выталкивала своих детей, круглых, как футбольные мячи. И скоро среди двора в густой конопле возобновлялся писк, визг и тявканье. в О О о.и з й 5 1 2 го U Ї СОБАЧЬЯ СВАДЬБА Когда белые лужи на красной дороге так сладко хрустят под ногами философов, вдруг разразилось бедствие — собачьи свадьбы, и почему-то все в нашем дворе. Закатывались круглосуточные концерты. И это в то время, когда у молодого писате ля мысли о вечности находили порядок, и пальцы, как у пианиста, ложились на кла виши трофейной машинки «Эрика». Лучшие кобели Брянской улицы сидели на склоне крутой горы, и каждый играл на своем инструменте. «The Beatles» было написано на железной бочке из-под бе лил, по которой ритмично бил почетный соседский двортерьер Джон из оркестра клуба «Одиноких сердец». Джон с высокой горы катил на Качу пронзительную пес ню «О, моя любовь». Успех был ошеломляющим. Пальма выла и скребла дверь сарайки, в которую я запер одуревшую от похоти суку. Качинскую примадонну на время заменили окре стные суки, что, тонко подвывая, сопровождали игру знаменитых кобелей, и тут же отдавались музыкантам. Кобели пели «Удовлетворение». И на этот раз отлично выл пес Джек, по-иностранному — Джеггер. И все ж любимой добычей оставалась Пальмира Бананова, что в ярости скребла дверь сарайки. С другой стороны грызли эту дверь отчаявшиеся кобели, к которым пришла брянская осень. 149 ЮНИЛЬ БУЛАТОВ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2