Сибирские огни, 2004, № 2

АВениамин Хренков, повозившись в чужой квартире с ведром и тряпкой, вдруг увидел «цацки», сгреб их в карман, сказав при этом: — Ой, мокрые! — и, поводив глазами вышел, держась за стены к лестнице. Точней сказать— вывалился. Кокуркина, придя в колье домой, с кошелкой полной всяких продуктов, бижуте­ рии на полке не обнаружила и, попивая кефир, ругалась минут двадцать: — Да что же это за дела?.. Ни на минуту дверь открытую оставить нельзя! Тут ее прервал пришедший по случаю в гости Мальков и, поцеловав старушку в кефирные усы и губы, сел и стал ждать окончания трапезы. — Быстрей, мамаша, пейте свой кефир! — ерзал на стуле и торопил разъевшу­ юся Дарь Иванну румяный отец семейства Мальков. Дарь Иванна кокетливо откусывала от калорийной булочки по кусочку и пово­ рачивала шею туда-сюда... Туда-сюда... А через три дня, когда Кокуркину Д.И. никто возле подъезда так и не увидел, и перестали звенеть мониста веселой старой женщины на пересечении Архангельской улицы и Весеннего проспекта, Мила Хренкова решила проявить акт любви к старым и немощным — и, постучав в приоткрытую дверь, вошла в бедлам 42-й квартиры. — Ах!— крикнула Мила на весь подъезд. — Дарь Иванна!.. На кровати лежала и смотрела в потолок Дарь Иванна, а на шее у нее была затянута веревка. — Пииить! — вдруг прохрипела старушка. «Скорая» помощь приехала слишком поздно, хотя старушка была еще жива. «Не транспортабельна» — кратко сказала молоденькая фельдшер и, сделав Дарь Иванне в предплечье укол камфары, уехала к другим умирающим. Участковый Автандил Георгиевич долго беседовал с придушенной, но — без­ результатно. И был этим очень удручен, когда шел к опорному пункту. То, что ста­ рушку придушил кто-то из местных жителей, сомневаться не приходилось, но вот кто?.. Выходит, в доме появился, ходит, спит и ест — серийный маньяк, и как его теперь вычислять? Может, объявление повесить, чтобы сам пришел... Казалось, нет ей конца— Дарь Иванне Кокуркиной... И то, что она умирала, было невыносимо печально: ну зачем, ну пусть бы пожила... — Знаешь, Мила, а сильней-то всего я любила, угадай кого?— тихим голосом спросила Милу Хренкову Дарь Иванна. — Надежду Константиновну Крупскую? — посмотрев на портрет жены тирана над кроватью, предположила Мила. — Почти, — вздохнула Дарь Иванна, и глаза ее стали глубже от слез. — А силь­ ней всего я любила... Луиса Корвалана. — Аванте пополу?.. — запела Мила. — Ага, — начала подпевать Дарь Иванна.— И еще... одного колхозника! — И охота вам было?!.— удивилась Мила, которая прожив всю жизнь с одним только Венькой стала просто нервнобольной. — Ой, охотааа!.. — с чувством выдохнула Дарь Иванна. И тогда охота, и сейчас охота, и всегда охота!.. Поправила кудри и умерла. СМОТРИ ВО ВСЕ ГЛАЗА (если они есть) __ФАК!.. ФАК!.. ФА-А-АК!.. — кричал в окошко слепой Жидков, когда хотел умереть. Но обладал прекрасным здоровьем, вот только не видел ни черта, и еще СВЕТЛАНА БОРМИНСКАЯ ЦЫГАНОЧКА С ВЫХОДОМ