Сибирские огни, 2004, № 2

СВЕТЛАНА БОРМИНСКАЯ № ЦЫГАНОЧКА С ВЫХОДОМ лась при своих интересах и вынуждена была вернуться в квартиру дряхлой «сталин- ки», в которую шесть лет назад Натан привел прекрасную молодую жену. Одежда, немного драгоценностей, подержанный «Мустанг», вот и все воспо­ минания о шестилетнем замужестве... ЭЛЬ-НЕГРА По иронии судьбы писательница Достоевская проживала в этом же доме и в этом же подъезде только на шестом этаже в квартире 53. Она была вынуждена поме­ нять московскую квартиру, когда ее муж вдруг ошалел и женился на молоденькой дурочке из соседней парикмахерской. Спелая дурочка сперва гордо ходила с живо­ том мимо старинного доходного дома, в котором Достоевские проживали очень давно и жили бы до сих пор, но... Дети выросли и очень хорошо устроились за пределами Отечества. Работали там и строили свои семьи, а вот муж, как седой козел, бегал по кочкам и ухабам московского старого двора с коляской, в которой пищал его третий, недавно родившийся сынок, а Татьяна Достоевская печально гля­ дела сквозь пушистую кремовою тюль на солнце, если был день, или на звезды, если на землю в этот час ступала ночь в мягких яловых сапогах. Муж заходил уже без коляски к бывшей жене, прижимал ее к груди, прижимал­ ся сам и тихо басил: — Таня! Прости сумасшедшего, ну, Таня, прости, люблю тебя и ее люблюу-у-у-у... Чем наводил на Татьяну такую унылую истому, что ровно три года назад, на какой-то безумный гонорар, она решилась и купила огромную «двушку» в старой «сталинке». И, собственноручно побелив высокие потолки и наклеив ситцевых обо­ ев в ландышах, в еще пустой квартире начала писать свой самый лучший роман «Жись!» (или «Брысь»?). — Брысь! Брысь! Брысь! И просто расцвела в свои пятьдесят лет, как большая садовая роза «Эль-Негра». И в тот момент, когда Альбина кидалась подушкой в «Панасоник», а лабрадор Нельсон, кося одним глазом на своего Слепого Поводыря, набирал на компьютере текст этого романа, стараясь не стучать когтями по клавиатуре, великолепная Татья­ на лежала после банкета по случаю вручения лит. премии в объятиях одного молодо­ го редактора и тот, стараясь не колоть Таню своими усами, шептал ей в ушко: — Я ваш навеки!.. Пишите Таня, пишите! Фотография на стене глядела на них грустными все понимающими глазами Лили Марлен. В общем, жизнь, бабье счастье и неувядаемая красота— три эти легкомыслен­ ные феи, вдруг улыбнулись Достоевской так широко, что она, будучи женщиной умной и не только, вдруг начала искать мягкой тяжелой ручкой что-нибудь эдакое деревянное, чтобы постучать на предмет «как бы не сглазить», и не найдя в обозри­ мой близости ни одной мало-мальски стоящей деревяшки, постучала редактору по лбу, чем обрадовала его несказанно! «Бьет, значит любит! Какая страстная женщина!»— закрыл от наслаждения гла­ за очень большой редактор и... Лабрадор вздохнул, посмотрел на своего спящего на теплом диване поводыря, отключил ноутбук и пошел на кухню готовить ужин. — Пельмешки! П-е-л-ь-м-е-ш-к-и! Пельмешки! — подвывал лабрадор, зажигая плиту и наливая большой ковшик воды. — Соль! Где соль? — гавкнул он не найдя соли. — В магазин сходи, — напомнил псу поводырь сквозь сон и, не проснувшись, снова захрапел. На землю упала ночь. Нельсон, прикончив с хозяином ковш пельменей, вышел на балкон. С третьего этажа «сталинки» обзор был достаточно обширен. Только что включили два прожектора и лучи внахлест освещали все подступы к трем огромным старым домам, полное отсутствие людей на тротуаре и во дворе. Шелестели деревья, белая луна неподвижно таращилась на Нельсона, лабрадор не любил луны. Ему