Сибирские огни, 2001, № 1

АНАТОЛИЙ КИРИЛИН ЧЕРЕЗ ИГРОКА кто заглядывает. Но едва он ступил на последний пролет, как на темной площадке кто- то зашевелился, забубнил. Занято. Измученный и подавленный вернулся он в подвал. Там, несмотря на глубокую ночь, не спали. Появился незнакомый Найденову бродяга, до того худой, что, каза­ лось, плечи его вот-вот прорвут пальто. Щек нет — ямы, глаза — огромные, круглые и горят каким-то неестественным огнем. Он что-то горячо доказывал мучающемуся с похмелья уголовнику. Володя задвинул свой ящик в угол, прикорнул, привалив­ шись к бетонной стене, изобретателя не видно. Найденов, на которого никто не обра­ тил внимания, прислушался к спорщикам. — Этанол — яд, — горячо наступает худой, — хлеб на дрожжах — полуводка, продукт гниения, умирания. Табак растет, природная трава, на пачках пишут: мин­ здрав предупреждает... А на пивной бутылке — ничего. Ученые давно посчитали, от пьянства в мире гибнет людей в 25 раз больше, чем от наркотиков. — Пошел ты ... Мне бы сейчас граммов сто пятьдесят этого яду, я б с тобой поговорил по-другому, чучело. Пробовал я в зоне твою травку, — уголовник обхва­ тил голову обеими руками, — шары чуть не лопнули. — Правильно. Накануне хлебал какой-нибудь денатурат, отгадал? А может, пря­ мо под спиртной кайф курнуть решил? Так вообще подохнуть можно. Не терпят они друг друга, не соединяются. И все потому, что одно — это мысль, сила высшего порядка, дух единства, который попадает в кровь и называется гашиш. Другое — я уже сказал — гниль. И ты гниешь, а думаешь — кайфуешь. — Уй-и-и-ди!— жалобно протянул похмельный собеседник и вяло толкнул ху­ дого в грудь. — Без тебя мутит. Он пошел к выходу, оставив за собой облако тяжелого перегара, а Найденов опять подумал: хороша компания, ничего не скажешь! Спать хочется, только сидя никак не получается. Вон Володя, сидит себе, посапывает. Худой частыми шагами меряет квадрат, четко очерченный ему кем-то неведомым. Похоже, побывал в каме­ ре, — сделал вывод Найденов. Наркоман с идейной начинкой. И тут, отупевший от усталости, голода, бесполезных попыток уснуть, он почувствовал неожиданный ин­ терес к этому человеку с горящими глазами, седыми, коротко стриженными волоса­ ми. Наркомания молодеет— это он слышал не раз, но тут перед ним не мальчик. Так случилось, с этой стороной жизни Найденову близко сталкиваться не приходилось. Дурь, слабость, крайняя степень распущенности — вот все, что он представлял себе по поводу большой мировой проблемы. Он не знал, с чем подойти к незнакомому человеку и тем не менее решился. — Где мы могли видеться? Отчего возник этот вопрос? Найденов готов был поклясться, что секундой рань­ ше он не подозревал, что задаст его, само собой получилось. — Да все там же, — спокойно, как о чем-то давно известном, сообщил худой. Вблизи голос его имел несколько иной тембр, посуше, видимо, подвальное про­ странство имело свои акустические коридоры. — Вы музыкант, не так ли? — Ну-у... — остолбеневший Найденов сразу не сообразил, как сформулиро­ вать свою причастность к музыке. По-видимому, его ответ не очень интересовал худого, он тут же сообщил о себе: — Я в джазе играл. И перечислил фамилии далеких предшественников знакомых Найденову музы­ кантов. Нет, кого-то из них он видел и даже слышал, но большинство — легенда. — А как же меня-то?.. — Узнал, запомнил? — не дослушал его худой. — У меня память собачья. Раз увидел на концерте, раз на «жмуре» — достаточно... Я саксофонист. Иногда соби­ раемся со стариками, играем. Редко. Чаще один: зарядил синтезатор, покурил — лампочка зажглась, — он уставил на Найденова свои горящие глаза с огромными зрачками и со значением произнес: — Доведенная до крайних пределов интенсив­ ность чувств. 68