Сибирские огни, 2001, № 1

уложить Найденова с солисткой ансамбля. Впихнули мальца к ней в гримерную, а та сгребла своей пухлой пятерней его причинное место и так, не отпуская, вывела за дверь всем на потеху. Он тогда возненавидел музыкантов, толстую певицу, себя — не понять, кого больше. Со временем ненависть уступила место не то что страху перед женщинами, перед близостью с ними. Был, конечно, и страх, но больше, какая-то необъяснимая тяжесть, паралич в теле и в мыслях. Далеко против его сверстников отодвинулся первый любовный опыт Найденова, но и потом, когда все прошло нор­ мально, при каждом новом знакомстве чудилось, будто по углам усмехается и тянет свою пятерню толстая неопрятная тетка. Народ в шалаше бражничает без шума, сказывается бродяжья привычка жить незаметно. Дед, отведав угощение, спит, парник его изнутри покрылся испариной, отблески костерка причудливо играют в мелких капельках, и временами нехитрое дедово жилье представляется хрустальным саркофагом. Найденов отставляет недо­ питую кружку, не понравилось. Еще некоторое время он сидит в шалаше просто так. Светильник, изготовленный из старой консервной банки с удивительно вонючим жиром непонятного происхождения, закладывает глубокие тени по углам жилища, отчего оно кажется больше, чем на самом деле. Один из троих застыл на корточках возле входа, лицо его обращено внутрь шалаша, но взгляд блуждает где-то за предела­ ми. Двое других лежат, оглушенные бражкой. По телу того, кто первым уследил готовность напитка, то и дело пробегают судороги, голова дергается, на губах вски­ пают пузырьки пены. — Это у него с тех пор, как политуры опился, — успокаивает Найденова бодр­ ствующий. — Чуть выпьет — и пошло корежить. Отойдет. — Возьмет и помрет однажды. — Ну и помрет, — пожимает плечами собеседник, мол, все там будем. — А ты что, боишься помереть? Теперь Найденов вскидывает плечи, говорить на эту тему ему неохота. — У нас у всех ничего нет, — взгляд с корточек медленно переползает по лежа­ щим в забытьи на другого. Было, не было — это пустой разговор. Нету! Диогену хватало для жизни пустой бочки, и он был великий срамник и философ. Найденов смотрит на скрюченную фигуру с новым интересом: образованный бродяга — реальность новой жизни. А тот вяло усмехается, остановив взгляд на своем товарище, пребывавшем до сей минуты в покое. Тот освободил из-под одежд свой детородный орган и пытается придать ему боевое положение. Найденов бегает глазами и натыкается все на то же спокойствие и даже пустоту во взгляде собеседни­ ка, будто перед ними в затылке чешут. — Куда ни плюнь — все Диогены наоборот, — замечено от входа. — Что, по- твоему, в жизни главное? Да не сопротивляться ей, жизни. А вы ... Вся жизнь — борьба! Заучили в детстве — и маетесь. С кем бороться-то, за что? Да смысл один: деньги заработать, чтобы с их помощью себя обмануть. Принес конфетку сыну, подарок какой, обновку —-ина диван, задницей к ребенку. Долг исполнил, конфетку за отцовскую любовь выдал — обманул. И так ведь ловко обманул, что поверил! Или с женой — то же самое. Зарплата, отдых у моря, подарок... А обнять-поцеловать — не моги, сил нету, у любовницы оставил. Там одними деньгами не обойдешься, а тут можно, близкие, свои. От всего откупается человек — от брюха, от уха, от любви. И хочет еще, чтобы жить подольше. Дикость! Тем временем старания спящего подошли к концу. Он часто засопел, напрягся, измученная, но так и не воспрявшая плоть исторгла бесполезную каплю, и все затих­ ло. Даже отравленный перестал хрипеть и дергаться. Найденов замечает висящий на ремешке старенький транзисторный прием­ ник «Альпинист». Он напоминает о давних походах и вызывает чувство, близкое к умилению. — Работает? — Работает, только батарейки давно сдохли. X X ч си >5 § <С X < 41 у], ЧЕРЕЗ ИГРОКА