Сибирские огни, 2001, № 1

И Найденов не смог помочь. Мир оказался слишком велик, чтобы быть доступ­ ным. До середины девяностых он работал по договорам с редакциями газет, радио, телевидения и горя не знал; свободный от конторской рутины, семьи, легкий на подъем, он зарабатывал куда больше редакционных сидельцев. А потом все круто начало меняться. Услугами договорников перестали пользоваться, штатные работ­ ники выстроились в очередь, чтобы опубликовать свои материалы, кто ж в этой ситуации допустит постороннего? Они сидели на одной своей невеликой зарплате месяцами и любили ее и боялись потерять — как саму жизнь. В какой-то момент Найденов разозлился: я же классный репортер, им что, глаза застило? Он пошел к тем, кто в свое время едва ли не упрашивал его осесть в штате. Он предлагал новые проекты, сенсационные расследования и всюду натыкался на один и тот же ответ — не надо, Нет, эти обстоятельства не могут быть сильнее меня, — твердил он себе и делал новые отчаянные попытки пробиться на страницы и в эфир. Не надо! Вгорячах он прозевал момент, когда случилось, что пресса, очень скоро пройдя этап пьяняще­ го свободомыслия, стала ангажированной пуще прежнего. Только раньше она об­ служивала власть, теперь — власть и деньги. Впрочем, как доказывает жизнь, одно без другого немыслимо... Найденов по сей час не может сказать себе с полной уверенностью, что же в большей степени привело его к окончательному тупику — полная невозможность втиснуться в ряды своих собратьев по перу или нежелание прислуживать. Верясов, тот самый журналист из химгородка, сказал бы: «Полно себе-то врать, всю жизнь прислуживали и вопросов не задавали». И вот... На пороге третьего тысячелетия Найденов сидит на мягкой мшаной подушке, покрывающей таежную поляну, в одном из немногих незагаженных мест на Земле, ему едва за сорок, ни мало-мальской болячки, ни обязательств, ни долгов. Из-за спины вынырнул Верясов со своей вечной ухмылкой: «Еще и ходить не начал, дитя Христово». Найденов отмахивается от него и внимательным взглядом еще раз обводит буйно зеленеющий под пронзительно-голубой крышей мир. Все бы не так уж и плохо, если б не зима по семи месяцев в году. Вернулся Юра и, ни слова не говоря, начал мастерить лук. — Ты что, в индейцев поиграть надумал? — усмехнулся Найденов. — Охотиться пойдем, — сообщил Юра вполне серьезно. — Я манок сделал на рябчиков, их тут полно. Охота не получилась. Птицы слетались на Юрины сигналы, похожие на их посви­ сты, перепархивали с ветки на ветку перед самым носом, но стрелы летели мимо. — Можно лиственной смолы насобирать, — предлагает неутомимый заготови­ тель и тут же отказывается от затеи. — Нет, песня длинная!Собрать, сварить — я знаю как. А потом? На рынок везти — далеко, здешним — без надобности. Ты жевал когда- нибудь? Куда там «Диролу» и «Орбиту»! Главное, парадантоз лечит, врачи до сих пор не придумали, а природа умеет. Вышли на поляну, сплошь покрытую молодой черемшой. Несколько шагов — и от раздавленных стеблей в ноздри ударил густой чесночный запах, напомнив­ ший, что давно пора обедать, а нечем. Может, уже тушенку привезли, и им не достанется... — Отродясь стаканами не пил, а сейчас бы врезал, — Найденов с шумом втянул воздух через нос. — Под такую-то закусь! — А я вообще ни разу не пробовал, — Юра пожевал хрустящий стебель, смор­ щился. — Однажды на пасеке медовухи хлебнул — все нутро вывернуло. Он замолчал, уставив свои светло-серые глаза в невидимую точку, а Найденов смотрел на его по-девичьи округлый подбородок и думал, что этот сухой, жилистый паренек, подходящий по возрасту ему в сыновья, чувствующий себя в тайге как дома, скорее всего, среди людей беззащитен и слаб. — Я часто соображал, — вышел из задумчивости Юра, и сошлось, будто Найде­ нов своими мыслями подтолкнул его: — что такое сила, сколько ее надо и для чего? 3 е. АНАТОЛИЙ КИРИЛИН ЧЕРЕЗ ИГРОКА