Сибирские огни, 2001, № 1

— Вот здорово! — говорит она, не сумев скоро преодолеть растерянность. Ну почему он только теперь понимает, что все это совсем не здорово? Один отчаявшийся человек ринулся к другому такому ж е... Увы, на все свое время. Мать неприветлива: как отвернулась в сторону, когда молодая хозяйка знакоми­ ла их, так и не смотрит на него. Думает, наверное: что за хмырь городской? — Хозяин когда обещался быть? — упирает на первое слово, сразу все расстав­ ляя по своим местам. Любаша не отвечает, потому что в том нет надобности, а Найденов, оглядев комнату, видит приметы мужского присутствия, и в первую очередь — большую фотографию на стене. Какие все некрасивые! — думает, переводя взгляд с портре­ та, где запечатлен средних лет мужчина с круглыми невыразительными глазами и безвольным ртом, на мать и дочь, не очень-то похожих лицами, но одинаково без­ различных к собственной внешности. Он вспоминает, как год назад сделал точно такой же вывод, разглядывая фотографии передовых работниц текстильного ком­ бината. Тяжелый труд безжалостно расправился с привлекательностью, наверняка хоть кому-то из них отпущенной природой. То было в клубе текстильщиков на джазовом фестивале. Тогда столичный музыкальный критик Фридман стоял рядом с Любашей и восторженно говорил о будущем искусства. А она обнимала пода­ ренные им розы, смотрела на него влюбленно, была в тот момент счастлива и красива. Господи, как далеко это все оттого, что он видит перед собой! И наверно, потому кажется неправдой. Здесь совсем другая Любаша. Никому в городе не пришло бы в голову назвать ее красавицей, но и сказать, что некрасива, ни у кого не повернулся бы язык. Дело в том, что всегда широко открытые миру Любашины глаза неутомимо излучали доброту, щедро отпущенную ей творцом взамен яркой внешности. Она в самом деле была очень доброй. Что с тобой, Любаша, посмотри на меня! — хотелось крикнуть Найденову, безуспешно пытающемуся поймать тот прежний взгляд. Пусто в глазах, сумрачно... — Тебе привет от Иванова, — бойко соврал он. ' Иванов знать не знает, куда тот отправился. — Спасибо. Как он там? Глаза ожили, губы дрогнули, и Найденов вспомнил случайно увиденное. Люба­ ша чинит что-то из одежды Иванова, губы дрожат, глаза полны слез. Она плакала над сиротскими дырками... Стукнула уличная дверь, и из сеней донесся мягкий и в то же время как-то по- особому — для сцены — поставленный голос: — Не слышно ржанья и мычанья на серых улицах села... Если б не посторонние звуки, можно было подумать: кто-то включил радио. — Удивительное дело, осенью хочется писать про весну, весной сами собой приходят осенние строки. И что самое удивительное... Тот, очевидно, кого мать Любаши назвала хозяином, застыл на пороге, не дого­ ворив. Найденова поразило сходство его с портретом, он-то подумал, что человек, как это часто бывает, меняется перед фотоаппаратом. — У нас гости! — объявил хорошо поставленный голос. После знакомства был обед, за которым все чувствовали себя неуютно, и Найде­ нов корил себя за легкомыслие, не зная, как спросить про обратный автобус. Когда тягостная атмосфера стала совсем уж невыносимой, Михаил — так зовут нового Любашиного мужа — предложил: — Пойдемте, деревню покажу. Куда деваться? Найденов согласился. Мак Ширли, — вспомнилось ему на крыльце диковинное название из рассказов Любаши о доме, но спросить, где этот самый мак, не решился. — Цвет набирают, — точно услышал мысли Найденова Михаил. — Это голлан­ дские тюльпаны. Заметишь полюбившийся цвет, отложишь луковицу — а она на другой год совсем по-иному зацветет. Никак не угадаешь. С пестрыми георгинами 3 Заказ № 391 О Си ж 5 еч 5о« 5 X К § <і X < 33