Сибирские огни, 2001, № 1

ВЛАДИМИР БЕРЯЗЕВ ПСКОВСКИЙ ДЕСАНТ Навалилось туловище зверя И смердит, и корчится от ран. И кричит, оглохший как тетеря, Наш, с пробитым лёгким, капитан. Он кричит в эфир: «Прощай, Маруся! Мы погибли, но и им — хана. Скажете: навеки остаюся Твой и только твой. Прощай, жена!». Капитан кричит: «Товарищ Трошев! Весь огонь на нашу высоту! Добивайте их! Всего хороше...» Взрыв!., переходящий в пустоту. И полёт над белыми горами. И объятья светоносных рук. И зиянье боя в чёрной яме. И— ни слёз, ни горестей, ни мук... III Мне отец говорил: «Будешь ты пастухом, Если русский язык, не узнаешь как надо». И ещё говорил: «Нет ни гор и ни сада, Где Голодная Степь. Не пробить кулаком Кладку каменных глыб. А о чём и о ком Я сегодня молчу — не для глупого стада». Он смотрел на ружье и на саблю свою, Но не брал со стены ни того, ни другого. «Ничего нет острей и убийственней слова. Говорят, молчуны обитают в раю, Дремлет в почве зерно и сгорает полова, Умный — скажет, а глупый — погибнет в бою». Я запомнил, я вырос, я русский язык Постигал, как в горах перевалы и тропы, Я узнал о морях и равнинах Европы, Я к текучему мерному ямбу привык, Русских женщин любил, города и сугробы, Весь огромный, как нежная смерть, материк. Только детское эхо корановых сур Окликало меня из родного ущелья. Я и сам понимал — мне не будет прощенья. И во сне мне явился великий Мансур И сказал о джихаде — огне очищенья: «Будь свободен и прав, но не скучен и хмур!». 24