Сибирские огни, 2001, № 1

Александр ЧЕХ ПОЭТ ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА Так бывает в горах, когда поднимаешь­ ся по долине и время от времени оборачива­ ешься, наблюдая, как меняется уже знако­ мый вид в новом ракурсе. Но в какой-то мо­ мент над оседающим позади хребтом с изум­ лением обнаруживаешь незнакомую верши­ ну, прежде скрытую за ближайшими лесис­ тыми склонами и скалами. И весь пейзаж сразу преображается. Так бывает в искусстве. Так было и когда я узнал имя Гюнтера Тюрка. Хотя в первый момент внимание при­ влекли к себе обычные для того времени из­ ломы линии жизни. Родился в 1911 году в Москве в обрусевшей немецкой семье; отец был детским врачом и приверженцем идей Льва Толстого, которыми прониклись и сы­ новья. И Густав, закончивший МГУ, и Гюн­ тер, техник-электрик, вступили в толстовскую коммуну, где занимались ручным трудом и учительствовали. И, естественно, сначала, в 1933 году, вместе с коммуной «Жизнь и труд» им пришлось переселиться на незанятые зем­ ли Кузбасса, а затем, в 1936-м, в ходе прину­ дительного преобразования коммуны в кол­ хоз, ее активисты были арестованы. Надо полагать, за «толстовщину», не совмести­ мую с революционным духом времени. Суды, раз за разом ужесточавшие обвине­ ние, окончились в 1940 году приговором к семи годам лишения свободы. Для страдав­ шего туберкулезом Гюнтера он не оказался смертельным только из-за того, что его на­ правили в Мариинские сельхозлагеря. А ос­ вобождение в 1946 году сопровождалось пятилетней ссылкой в Бийск — далеко не са­ мое суровое место. Гюнтер смог, наконец, соединиться с женой Анной, стал отцом двух дочерей. Однако в марте 1950 туберкулез осложнился воспалением легких и 24 марта окончился смертью. В тридцать девять лет человека не стало. Поэту же суждено было вернуться мно­ го лет спустя. Я думаю о том, что чувствовали люди, занимавшиеся делами незаконно осужден­ ных, когда при изучении свидетельств и вос­ поминаний они впервые наткнулись на ци­ таты и отрывки стихов, не вполне обычных для материалов такого рода. Стихов, излучав­ ших нечто иное, чем стихи, скажем, Варла­ ма Шаламова и других поэтов — бесспорно значительных, но все же определенно свя­ занных с лагерной темой. Это тоже замечаешь сразу. Не просто хорошие, сильные стихи — поэзия в самом взыскательном смысле слова. Поэзия, на фоне до сих пор не выцветшего лоскутного покрова бесчисленных направлений первой половины века, производящая впечатление исконной. Реликтовая поэзия. Так бывает в горах, когда подходишь к горному озеру, и долго не можешь оценить его глубины. Прозрачность вод скрадывает разницу между прибрежными камнями и скалами, покоящимися под их многометро­ вой толщей. Так и здесь. Прозрачность стиха обна­ руживает завораживающую и многоликую глубину — причем все это видится сразу, в едином охвате. Как не прийти в замешатель­ ство от естественно звучащего, наделенного своей неповторимой окраской и интонаци­ онным строем поэтического голоса — в ко­ тором при этом бродит глубинное эхо весь­ ма разных времен и стилей! Скажем, нередко можно заметить при­ сутствие народнической, некрасовской тра­ диции. И это более чем естественно, раз ав­ тор жил простым крестьянским трудом, бо­ лел чахоткой и от молодых лет до судов и тюрем ходил в неблагонадежных! Но Тюрк не ограничился обычными жалобами на горькую долю. Если такая ин­ тонация и возникает, то она часто — и есте­ ственно!— поднимается к метафизике, к веч­ ной загадке пребывания человеческой души в далеком от совершенства мире. Смысло­ вая перспектива в таких стихах оказывается поистине вселенской, хотя и сверхличное у Тюрка переживается как глубоко свое, ин­ тимное, здесь и сейчас. Или прибито к небу солнце, что ли? Дорога бесконечна предо мной. С ухая пы ль. Н еотвратимы й зной. Куда ни глян ь — л иш ь выжж енное поле. Одним ж еланьем я и жив, и болен. Оно том и т мечтою неземной: Пройти бы С тепь, прийти бы в К рай Иной, Где солнце ж ечь уже не будет боле... Да, видно, надо претерпеть страданье, Д абы потом возликовало знанье Того, что зной тебя не может сжечь. 206