Сибирские огни, 2001, № 1

По вечерам главный проспект весь в огнях, на деревьях гирлянды; переливаются голубым пламенем ледяные фигуры. Пахнет гарью, как когда-то в детстве. Прошелся по дорогим (вспомнил внучку: «Деда, пойдем в «Зебру», в наш самый дорогой магазин!») магазинам. В «Благове­ щенском» супермаркете майор в пятнистой форме и дородный мужик в длинном пальто покупают водку. Остановились на чем-то экзотическом, но российском: «Под­ держим отечественного производителя!» Ужинали вдвоем с Галиной, смотрели шесть раз по разным программам одни и те же красноярские новости: лечение карликов, выдвижение в депутаты крайсовета, милицейские налеты. Пел зачем-то наведавшийся в родной город Хворостовский — как перед смертью. И говорил как чужой — не городу, а миру (с акцентом прибалта) об одиночестве художника и от этого самого одиночества еще крепче цеплялся за красивую француженку. Шерше ля фам... У него роскошные седые волосы, боль­ шие выразительные глаза, но зубы хорька. Сестра выписывает кучу газет, в основном толстушки, перелистываю, вчитыва­ юсь, потом с отвращением отбрасываю. Цинизм стал нормой жизни всех четырех властей. А чем лучше электорат, готовый голосовать за часы, которые дважды в день показывают точное время? Одна Россия воюет за другую Россию, спасает ее, а та откровенно и нагло оби­ рает первую и топчет. Наутро — минус 24, гарь, но уже не по-детски приятная, а тяжелая, как смола, от которой болит голова. Вечером заехал к Вите. Он рассказал о страшной Юркиной смерти, о том, как долго им не отдавали тело (возили на экспертизу). — Кто. — спрашиваю, — его? — Ты его не знаешь, он редко у Юрки бывал. Сидел в тюряге. — Псих? — От водки озверел. Юрку ножом в шею, потом топором в спину. — За что он Юрку? Он же никого, никогда, ни словом единым!.. — Да что ты! Он любому последнее отдаст! Он добрее всех нас был! Помолчали. — Единственное, — говорю, — на что надеюсь: Юрка сразу если не умер, то отключился и не чувствовал страшной боли. — Пришли когда утром его проведать, Юрка весь в крови, а котенок облизывает его и так жалобно пищит, так пищит... Эх! — У него всего-то и живой души было, что этот котенок. Да телевизор еще, он его и не выключал, вроде кто-то живой в доме есть. — Он в гробу белый такой лежал... — Кровь-то вытекла. —- ...чистый, красивый, — закончил брат и как бы в подтверждение своих слов покачал головой. Поехал ночевать к Галине, но не сразу: зашел в бар при магазине. Командуют баром две тетки. Завсегдатаи — всех возрастов, и старики-пенсионеры, и молодые ребята в кожаных куртках. Пил пиво, сидел, думал. Мне еще предстояло старшей сестре рассказать при встрече про страшную Юркину смерть. Студенты атакуют даже в перерывах. Местные преподаватели стыдят их: «Дайте отдохнуть человеку!» Те все равно лезут в преподавательскую. В соседней аудитории лекторша — сухая, жесткая, как тряпка у доски, в брюках, и сидят они на ней не по-женски. И читает мужскую дисциплину — барабаны, силы, моменты. Надо ли жалеть некрасивых? Они, как правило, глупы и злы. Филиал ждут кадровые перемены. Галина Васильевна уговаривает себя и коллектив: «Что же делать, надо смирить­ ся». Статья в «Вопросах экономики»: «Как мы потеряли XX век». Религия Времени. Как будто можно потерять то, чего не существует. «Время в известном смысле есть обман и зло». Время из условности превратилось в силу, которая делает историю. Вот ведь как вовремя умер Собчак! Кончились занятия, иду на остановку, в это время круг солнца скрывается за Токмаком. 187 ВЛАДИМИР НИКИФОРОВ ПОСЛЕДНИЙ ПАРОХОД