Сибирские огни, 2001, № 1

Чужое, все чужое! А кого винить? Ты хочешь, чтобы тебе, как великому гумани­ сту. при жизни памятник поставили и узнавали в лицо? И все равно страшно быть чужим в родном доме, в родном поселке. И ведь я все, что могу, делаю: пишу про него, читаю здесь лекции, на совещаниях о его судьбе говорю. А кто меня знает и кому я нужен? Стало тяжело приезжать сюда. Не хватает чего-то, без чего я могу обходиться в Усть-Куте, Дудинке, Нерюнгри. Или я другой там? Вернулся брат, сели к столу. По телевизору «Два рояля», как в Дудинке. Крохот­ ная кошка трется у ног, ревет от холода и голода. В августе у брата был юбилей. К моему подарку (прислал ему 50 рублей) отнес­ ся адекватно: — Я все понял, как ты здорово придумал: мне пятьдесят, и ты прислал пятьде­ сят. Как раз на бутылку и на закуску хватило. А больше пришлешь — так эти шакалы все равно вытянут. Все правильно, но слишком разумно. Я сказал ему, что как перевод отправил, так и в больницу загремел, на две недели. — Сердце? — Всех перепугал, думали — инфаркт. А у меня, видимо, реакция на жару. Перегрелся. Попал я в больницу черный, словно обугленный. Жара была несусветная. Свал­ ка между дачными обществами то и дело горела. Однажды лес заполыхал. — Внучка прибегает, плачет: «Деда, лес горит! Дяденька говорит: берите ведра с водой, бегите тушить!» Ну, я-то знаю, что в этом случае ведро с водой ни к чему. Прибежал с топором на поляну, а огонь только внизу, по траве да по мелким кустам, срубил молодую березку и давай пламя сбивать... Тяжело было покидать разрушенный дом и брата, у которого лишь то и есть, что кошка да телевизор. Прошелся по двору, постоял у ворот. Как мы безжалостно (и спасительно!) беспамятны. Соседка когда-то потеряла сына (утонул на притоке). А сейчас, выйдя в свой огород, весело что-то кричит своим домашним, звонко смеется. Ее голос по-девичьи волнующе ломок. И вспо­ минаю, как печально-торжественно разговаривал в Сургуте по телефону с вдовой нашего старосты, Сергея Кулагина, а та знай похохатывает, с новым мужем пере­ кликается... Жизнь идет. На пятачке магазинов в бывшем овощном действуют бар и диско­ тека. Тугая музыка бьет по ушам, ребята и девушки в дубленках выходят из авто; чуть в стороне кучкуется детвора, не доросшая до бара, автомобилей и дубленок. В окне деревянной двухэтажки — вершина евродизайна: неф, рассеянное осве­ щение. Жить можно и в Подтесово. Если она есть, эта жизнь — новая, без оглядки на прошлое. Иначе почему-то не получается. Вот и Валентин с Людмилой — совсем не те, что были. Хоть Валентин не выходил из партии и считает себя по-прежнему чле­ ном Лесосибирского горкома. Не в партиях дело. Разделила нас не партийная при­ надлежность. Просто одни могут жить в настоящем, словно ничего до этого не было (в математике это называется марковский процесс), а другие не могут. И не только Юркиной, моей жизни здесь тоже нет, не осталось. Не осталось ничего от нас, от нашего поколения, нас словно выдавили из времени и места. Зачем тогда я, ради чего, что толку от моих книг и лекций? Вспоминается Дудинка, Саша с Сережей, Андрей, Лариса, пожилой ледоколь- щик; пусть не во всем их отношение ко мне бескорыстно, но я все равно благодарен им и помню их. Моим провинциальным студентам не больно нужны мои лекции по матмето- дам и «точное модельное мышление», им важнее свободно порассуждать, поспо­ рить, чем узнать про марковкие цепи или про теорию оптимального управления. Вес вздор — успех, чи ны . Ищ и вознаграж деньи, К ак будто сочтены О ни , твои м гн овенья, — В самой работе, но Спокоен будь и смел ты , К ак будто нам дано Вы сокое бессмертье. 181 ВЛАДИМИР НИКИФОРОВ п о с л е д н и й п а ро х о д