Сибирские огни, 2001, № 1

Я помог «домоводке», чей класс занимали, — еще одой школьной красавице, расставить столы и закрыть класс; с ней и школу покинули. Так неожиданно я оказал­ ся в самом образованном и красивом обществе за 69-й параллелью. Теплый ветер. Тает снег. Черные дороги. Курносая в холле жалуется; попросила 600 рублей, никто не займет, все вдруг обеднели... На этот раз она в белой кофте с воротником, похожей на детскую мат­ роску. Занятия подходят к концу. Приходила мама одного студента — сама еще но виду девчонка. — Поехали в отпуск, сын прекрасно работал, диспетчером, приезжаем; «Мама, я — безработный». А надо собрать двенадцать тысяч на сессию. Мы думали ну шесть, ну восемь. Он и стал возить коммерсантов в аэропорт. После этих поездок ее сын приходит на занятия никакой, уж лучше бы дома отсыпался. По железному карнизу стучит дождь. Во многих домах загораются люминесцен­ тные лампы, вделанные прямо в окна. Иллюзия солнечного света в зимнюю ночь. В пять часов вечера выглянуло солнце. На рейде тихо, как после шторма. У Китса нашел стихотворение про Диармайда и Крайни. В августе 1993 года на западном побережье Ирландии нас привезли к долмену — древнему погребально­ му сооружению из трех плоских камней (у Китса —- Кромлех), по рассказам и от­ крыткам оно представлялось огромным, как красноярские Столбы. На самом деле долмен имеет размеры лачуги. Легенда гласила, что тот служил убежищем для двух влюбленных: они скрывались здесь от старого и ревнивого короля Финна. Лю бовь и покой да снизойдут К их чи сты м снам , — Е сть ли на свете больш ее благо? Культурный человек может испытать глубокое эстетическое наслаждение от превосходных и очень искренних стихов Ломоносова, от его «Вечернего размышле­ ния о божием величестве при случае великого северного сияния», где космические представления выражены емкими поэтическими формулами («Открылась бездна, звезд полна»), и от переложенного Державиным в стихотворении «Властителям и судьям» Давидова псалма, звучащего здесь мощно, громоподобно («Воскресни, боже! боже правых!//И их молению внемли: Приди, суди, карай лукавых, // И будь един царем земли!»), и от изобразительной примитивности строк Жуковского «Уста­ лый семьянин медлительной стопой// Идет, задумавшись, в шалаш спокойный свой», но даже Пушкина невозможно читать, не настроившись на целый ряд поэтических условностей. Юрий Олеша нашел у гениального поэта всего одно выражение, кото­ рое можно «приписать» поэту XX века. Блоку, например: Когда сюда, на этот гордый гроб Пойдете кудри н акл он и ть и п л акать. Осовременить поэта помогает перевод. Нам повезло: мы знаем поэзию Шекс­ пира, Петрарки, Хайяма, Бернса, Тао Юань Миня в великолепных и современных переводах. Может быть, нужно переводить не только с иностранного на русский и наоборот, но и с русского на русский? С утра дождь, ненастье, настоящая осень. Снова обнажились свалки прямо в центре Дудинки. Пришли два моряка, один из них, «Кола», встал под моим окном. Танкер поднимается с нефтянкой на буксире в Красноярск. Вечером, собирая вещи, обнаружил, что корпус фотоаппарата сломан и вряд ли пленка цела. Стало жаль того настроения, с которым делал снимки. Дождливым утром привезли в Алыкель. Три дня порт не принимал, обледенела полоса. А тут льет и льет. Вокруг плотный туман. На мне сэкономили: взяли билет на самый дешевый рейс, из Хатанги. Правда, он прилетел по расписанию. Нас всего двое на него зарегистрировались, я и красавица по имени Аня (подглядел в паспорте). Я присел на скамеечку рядом с Аней напротив часов, которые только два раза в сутки показывали точное время, пожаловался: — Оказывается, нас еще посадят в Подкаменной Тунгуске. И кормить не будут. Аня неуверенно возразила, что как-то летела этим рейсом и их кормили. Тут же спросила: 175 ВЛАДИМИР НИКИФОРОВ Я&Щ ПОСЛЕ,