Сибирские огни, 2001, № 1

ВЛАДИМИР НИКИФОРОВ ПОСЛЕДНИЙ ПАРОХОД Подъехали к дому. Ворота на запоре, в окнах темно. Пришлось везти меня к Кузьминым. Сестра подняла крик за поздний приезд: «Только о себе думаете, не могли раньше выехать!» Мы думали не только о себе: я со студентами занимался до самого отъезда, у Валентина были дела в пароходстве. Он матюгнулся в ответ, мы прошли с ним в кухню, выпили графинчик водки и легли спать. Утром — опять не слава Богу: занял ванную, а Людмила умыться не успела, опоздала на работу. День серый, косо сыплет снежок. Провел первые занятия, вечером пошел в родной дом. Отодвинул защелку калитки, прошел в сени, оказавшиеся не запертыми. В кухне тепло от недавно протопленной печи. В зале прохладно. В моей комнате — бедлам, все Юркино электрооборудование — светильники, фонари, лампы, камин — свалено на пол. Под секретером гора пустых бутылок. Их лучшие образцы выс­ тавлены на книжных полках. Книги ветшают, их становится все меньше. Зато появил­ ся книжный шкаф, куда Кузьмины свезли всю подписку последних лет: тут и «Наука и жизнь», и «Знамя», и «Наш современник»... Журналы кончаются 91-м годом, когда началась новая жизнь и стало не до них. Вышел за ворота. Из темноты возникли две тени: Юрка и Килин, друг его после­ дний, несут что-то в охапках. Вошли в дом втроем. У мужиков в руках кульки с крупой, булки хлеба: отоварились, получив аванс у заказчика, для которого магазин строят на окраине поселка. Дал брату задание топить печь в зале, переоделся, разложил диванчик у себя в углу, нашел одеяла и простыни в шкафу, принялся за уборку. Юрка растопил печь и теперь сидел в кухне, закусывал вонючими рыбными консервами и сырыми сосисками из упаковки. Хлеб почти весь уже был съеден. — А помнишь, Юра, как без хлеба сидели? Он посмотрел на меня пустыми глазами: — А когда? Действительно, с Юркой мы уже не голодовали. Только вот в Дудинке, в пятьде­ сят третьем, после смерти Сталина, когда зеки забастовку устроили и Ворошилова затребовали для переговоров, нашу баржу отвели на рейд к острову Кабацкому, и мы болтались там на якоре практически без всякой связи с берегом. С голода мы не умирали, были у нас и макароны, и тушенка; прямо с кормы ставили переметы, сиг и чир шли как оголтелые. Подплывали рыбаки-ненцы, продавали или меняли на что- нибудь осетра и икру. Мы хлебали осетровую уху, в которой плавали жиринки вели­ чиной с пятак, ели ложками икру и смотрели на мать: «Мамка, хлеба!» И подтесовских моих страданий Юрка не знал. А мать будила меня перед ухо­ дом на работу и вела к магазину, где она уже, встав пораньше, заняла очередь. Хлеб в Подтесово был отменным. За ним и из Енисейска приезжали, и из Маклаково; может, потому и не хватало его никогда. Выпив с братом рюмку — от другой отказался (он пил голимый технарь) — отправился к сестре за вещами. Долго размышлял, что брать с собой. Дом не закры­ вается, Юрка все замки и ключи растерял. Взял бритье, кофе, сахар, сыр, пошел назад по темной пустынной улице. Сыплет легкий снежок, и мне хорошо от мысли, что приду в теплый дом, лягу в чистую постель... В углу моем под двумя окнами было все еще холодно, шел пар изо рта. Пришлось лечь в свитере и спортивном костюме. Закрылся с головой, подоткнул с боков одеяло, но озноб не проходил. К утру в доме потеплело. Но то ли от печного дыма, то ли от перемены погоды (на улице резко похолодало) разболелась голова. Проснулся поздно, прибежал в лицей небритый и голодный. В один из переры­ вов пришла в преподавательскую тетка из служащих, развернула промасленный сверток. — Так хочется домашних пирожков! — вырвалось у меня. — Так ешьте! Я и съел, все три, чему она не была несказанно рада. После занятий обошел магазины. Выбор продуктов оказался довольно скромным. Вспомнилось Усть-Кутское изобилие. Там, в гастрономе, занимающем весь первый этаж «хрущевки», устроили крытый рынок, где есть все-все и сравнительно недорого. Шел по улице Калинина — шоссейке, как мы называли главную улицу поселка в детстве. Темные могучие ели. Тихо. В бане огонек теплится и дым из трубы. На стадионе еще стоят новогодние снеговики и катушка не разобрана. Но елки нет и грустно, как всегда после новогодних ожиданий, хлопот, празднеств. 162