Сибирские огни, 2001, № 1

опять же у него. А Сергунька — что? Он из бабьего теста сделанный. Мягкий. А ты, бессовестная, детей сиротами оставить хочешь. Вскочила Алка, отбежала в сторону, прижалась к сосновому стволу щекой и грудью, обхватила его руками, точно собираясь выдернуть. Дед Максим торопливо сунул в карман недокуренную трубку. Алка бросила быстрый взгляд на лошадь, потом на старика... С силой оттолкнув­ шись от дерева, девушка в несколько прыжков очутилась возле лошади, вскочила на нее и понеслась по узкой, давно заброшенной, заросшей травой лесной дороге. — Расшибет! Расшибет!.. Незанузданная она... — хрипло прокричал ей вслед Максим Теременцев. Но Алка уже ничего не слышала. Рассказывают: прошлой замой на плоскую соломенную крышу овчарни по наметанным под застрехи сугробам зашел ночью голодный волк и провалился внутрь. Шел окот овец, и Алка сутками находилась на ферме. Услышав в овчарнике шум, Алка взяла лампу и вышла из родильного помеще­ ния. Почуяв человека, заметался зверь по закуту и бросился на другой конец двора к зияющему в полутора метрах от пола открытому окошку, в которое заглядывало несколько озябших звезд. Вскрикнула Алка, схватила подвернувшиеся под руку граб­ ли и. не соображая, что делает, тоже побежала к окошку. Человек и зверь почти одновременно очутились у окна. Но все-таки опередил зверь и с ходу прыгнул в синеющий просвет. Но то ли слишком отощал волк, то ли страх отнял у него силы — передние, обледенелые лапы зверя только царапнули по нижнему вырезу окна, и он, на мгновение повиснув на стене, медленно пополз вниз. В это время его и ударила Алка граблями по голове. Зверь упал на пол и кинулся вглубь двора. Испуганно и жалобно кричали овцы. Неизвестно, чем кончился бы этот необычный поединок. Но услышали встре­ воженный крик овец колхозники, прибежали в накинутых прямо на нижнее белье полушубках, кто с ружьем, кто с вилами... Позже всех прибежал Максим Теременцев, в больших резиновых сапогах, в байковых кальсонах и коротенькой фуфайке, выставляя вперед старинную двуствол­ ку, которая лет тридцать как не стреляла и годилась разве только вместо костыля. Но волк уже лежал на полу плоской бесформенной лепешкой, точно проколотый воз­ душный мешок, из которого наполовину вышел воздух. Из ноздрей зверя еще текла струйка густой черной крови. Все почтительно расступились и пропустили старика вперед. Этому была причина: в молодости Максим Теременцев считался лучшим волчатником в округе. — Кто? — отрывисто спросил старик, ткнув носком сапога в обмякшее волчье брюхо. Ему молча показали на Алку, которая все еще никак не могла прийти в себя и стояла у окна, судорожно сжимая в руках грабли. — Дура! — закричал вдруг старик. — С граблями на волка! А вот вилы. И впрямь — у стенки стояли вилы-тройчатки с острыми, как шилья зубьями. — Однако, здоров, чертяка! -— восхищенно пробормотал старик, переворачи­ вая зверя. Потом, не разгибаясь, схватился за свои колени: — Батюшки! Морозище- то проклятый... Поморозился ить я, ребятушки! И забыв на полу овчарника свое проржавевшее ружье, старик побежал домой... Рассказывают еще: больше недели однажды завывала пурга. Вся облепленная снегом, зашла утром Алка на ферму, хотела раздеться, но так и застыла у порога жарко натопленной комнаты: — ...Замерз, однако, Сергунька в такую непогодь,— резанул ее по сердцу женс­ кий голос. — Кто... замерз? — задохнулась Алка. Сидевшие в комнатушке женщины обернулись. Одна из них объяснила: 153 АНАТОЛИИ ИВАНОВ АЛКИНЫ ПЕСНИ