Сибирские огни, 2001, № 1

АНАТОЛИЙ ИВАНОВ АЛКИНЫ ПЕСНИ понимала, но лишь посмеивалась да пела свои дьявольские песни... Все видела, все понимала не только Уралова, но и Люба Хопрова — жена. Такой уж человек был Сергей Хопров, весь на виду. И разве не догадается женское сердце, почему стал он еще замкнутее, неразговорчивее, почему уже не радуют его дети, почему уходит каждый вечер в сад, долго сидит там, на лавочке, смотрит на пламене­ ющий закат и курит, курит, курит... А перед сенокосом Алка подошла к Сергею, заявила: «Председатель прикрепил меня к тебе». — «Как прикрепил?». — «Очень даже просто. На помощь. Слабосиль­ ный, говорит, стал Сережка Хопров, трудно ему будет одному на силосе». — И улы­ бается так, что больно глазам. А посылал ли ее председатель к нему? Об этом знают только Алка да сам председатель... И пошли с тех пор по селу разговоры. Зря пошли, потому что не было еще ничего между ними. А будет. Чувствует Сергей, что свалит­ ся он скоро в пропасть, может быть, сегодня, сейчас же... Удерживают его только печальные Любкины глаза... Все это вспомнил Сергей Хопров, когда они ехали обратно за травой по узкой дороге, зажатой между стенами леса. Думал он и о себе, но словно о ком-то посто­ роннем, думал с жалостью, с тоской... А чего жалеть? Нет для него иного пути, кроме этой узкой лесной дороги, нельзя сойти с нее в сторону, нельзя остановиться, хоть и ведет она к чему-то страшному, все дальше и дальше от ласковой покорной Любки, от двух вихрастых ребятишек с облупленными носами... Осторожный, тихий голос Алки остановил его мысли. — Сергуша... — Чего тебе? Долго молчала Уралова. И уж не надеялся Хопров, что заговорит она снова. — То место за Касьяновой падью... помнишь? — донесся, наконец, из-за спины ее голос. — Помню. А что? — Приходи туда вечером.... Теперь долго молчал Хопров. Молчал потому, что боялся своего голоса, боялся пошевелиться. Так вот она какая, пропасть!.. — Зачем это? — хрипло произнес он, наконец. Но Алку точно ветром сдунуло вдруг с брички. Мелькнули среди деревьев ее синенькое платьишко да выцветшая бледно-розовая косынка. И уже из глубины леса донесся ее голос: ...Я песню пою, мою спутницу верную, И мне улыбается каждый цветок. И кажется мне: Про любовь мою первую Шепчет степной ветерок... Ласково шепчет степной ветерок. Палило солнце. Дрожал над лесом расплавленный воздух. По дороге, как по зеленому ущелью, тащилась куда-то бричка.? Но куда — Сергей не знал. Потускнели, точно вылиняли вдруг верные глаза Любы Хопровой, будто мень­ ше стала она ростом. Когда Максим Теременцев уехал с фермы, она до вечера про­ плакала редкими, тихими слезами. Вечером Сергей пришел домой позднее обычного, молча поужинал, стараясь не смотреть на жену. — Чего плачешь? — спросил он, поднимаясь из-за стола. — Глаза вон запухли. Люба опустила голову. — Язык отнялся? — Сереженька, зачем, зачем ты? Дети ведь у тебя... Слезы не дали ей говорить. Хопров, направившийся было к двери, резко остано- 150