Сибирские огни, 2001, № 1
звоню. Длинно, требовательно. Так, словно случилось нечто сверхаварийное и су перважное. Конечно же, в такую рань к двери подойдет он сам, какой бы трус ни был, жена его все-таки вытолкает, хотя бы спросить: кто там? Итак, из-за двери раздается блеющее: «Кто там?» — но я с понтом не слышу и запускаю еще один дли-и-инный звонок, чтобы спровоцировать его еще на одно блеяние, дабы удостовериться, что подает голос именно он — зачем же нам невинную душу губить, чай православные. И когда он повторно проблеет дрожащим голосом: «Кто там?» — в ответ получит очередь, трескучую, дымную очередь поперек груди, по животу, прямо через дверь. Через железную, кованную, надежную его дверь, оклеенную для красоты дермати ном. Старый добрый АКМС — это вам, ребята, не нынешние пукалки с укороченны ми стволами и ничтожными воробьиными калибрами, старый добрый АКМС — это настоящая машина для настоящих мужчин. Да, приходится с удовлетворением констатировать: оружие, изготовляемое при «отце народов», было и в свое время лучшим в мире, и до сих пор не устаревает. Спросите любого, более-менее приличного террориста: что он предпочитает для дела? — ответ будет однозначным: из пистолетов — ТТ, из автоматики — АК, калиб ра 7,62 (русский классический трехлинейный калибр). Все позднейшие малокали берные штучки — не оружие, а какая-то, извиняюсь, порнография — вы уж не серчайте на мена за правду, гражданин Калашников! Итак, мечи свое разящее копье, бушмен наивный, мечи в нарисованного вра га. поражай его, сучару, поражай стальной пикой: в голову, в печень... Удар! Еще удар! Наши тела— меч, в наших душах — покой. Наше дыхание — свято, Мы движемся, всех любя, Но дай нам немного сил. Господи, Мы всех подомнем под себя. Козлы! Козлы-ы! Да какие вы козлы?! До «козлов» вам — ого-го-го! Вы — клубок скользких червей, кокон кровавой мрази. Жизнь наезжает на вас всё круче и жестче, грубой крестьянской телегой, и скоро от вас лишь кровавая дрянь брызнет на стенку. Еще чуть-чуть, и вы будете вышвырнуты на свалку истории, все эти специалисты по всевозможным (см. выше) «духовным» полям, окоёмам и пядям, все блаженно лукавые бородатые болховитяне, мандельштамоведы, поющие на своих сходняках стихи аки псалмы, — скоро не будет больше этих глупых гранитных досок третьесте пенным подмалёвщикам, которые вы так профессионально навострились откры вать, не будет и собраний сочинений никому не известных борзописцев, к которым вы так ловко пристрастились писать предлиннющие комментарии, сотканные из об щих мест. Вы ненавидите друг друга, хотя различий у вас на удивление немного, вы все ужасающе бесталанные иллюстраторы общеизвестного и всех вас кормит так называемая «духовность» — а вы-то хоть знаете, с какого плеча креститься, выпуск ники партшкол? Сколько памятников и досок понаоткрывали неизвестно кому — из того гранита лестницу можно было бы сделать, хоть одну в городе приличную, сколько талантов толкнули к бутылке и в петлю, и сколько написали потом о них воспоминаний! Сколь ко тащите вечно «подающих надежды» своих клевретов, у которых языки давно уже приобрели форму ваших ягодиц! Если б я был бандитом, я бы поставил себе за правило очищать любимый город от ваших смешных, убогих, никчемных монументов. Тем более, всё это противно христовой вере... Вот уродливый а-агромадный идол, призванный изображать тре тьестепенного стихотворца в кавалерийской шинели, певца пастухов и сивок, кото рый раза в два больше памятника самому императору Петру Великому — тротило 139 ВЯЧЕСЛАВ ДЁГТЕВ &Щ ]. РАССКАЗЫ
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2