Сибирские огни, 2001, № 1

ВЯЧЕСЛАВ ДЁГТЕВ РАССКАЗЫ одну пачку, нырнул под левое крыло, чтобы подложить ее под колесо. Потом голова его показалась позади крыла, он резко качнул элерон — ручка управления, торчащая у меня между ног, больно ударила по коленке. Я чертыхнулся, отпустил тормоза и выкатился на рулежку... Никому и в голову не приходило менять или как-то исправлять и модернизиро­ вать что-либо в этом странном симбиозе порядка и суеверий, ибо традиции, также как и инструкции, в авиации пишутся исключительно живой кровью. ...И вот теперь я ожидал очереди, чтобы занять ВПП. Слева, в полосатой двух­ этажной будке южного СКП сидела крашеная хронометристка Жанна, которая уже в третий раз собиралась выходить замуж за одного несчастного курсанта из первой эскадрильи, рядом с Жанной виднелась седая голова руководителя полетов подпол­ ковника Полякова и русая — планшетиста Толика Сапрыкина по кличке «Никотин» — за его едкость и ядовитость. Он сладенько улыбался и приветственно помахивал мне рукой, совсем как Леонид Ильич с Мавзолея — советскому народу. Я тоже поднял над головой руку в беспалой черной перчатке и сжал ее в кулак — но паса- ран! — дескать, и у меня всё пучком! На полосу не пускали — только что доложил Игорь Непомнящий (я угадал его скорее по голосу, чем по позывному): -Три-восемьдесят два, закрылки полностью. Сам! То есть к полосе планировал еще один камикадзе. Руководитель полетов стал ему активно подсказывать: — Кренчик на ветер... прибавь оборотиков... еще — сыпешься... а теперь прибе­ ри чуть-чуть... хорошо-хорошо... начинай выравнивать... плавнее... плавнее... стоп- стоп... задержи ручку... Сел! И, когда Игорь уже катился по бетонке, Поляков сказал ему вослед: — Поздравляю. Летчик! После чего разрешил мне занять ВПП. Я еще раз махнул сжатым кулаком Сап­ рыкину (а тот ляпнул Полякову про меня: этому, дескать, подсказывать не придется -—слетает как надо и всё сам сделает, и накаркал, козлище-никотинище...), лихо выру­ лил на полосу, проехал немного прямо, чтобы переднее колесо выровнялось и стало строго по створу полосы, и запросил взлет. — Взлетайте, девяносто третий! Я нащупал в боковом кармане заветное — зашитый бабкой образок святого великомученика Моравского князя Вячеслава и серебряный крестик, которым меня крестили когда-то в нашей старинной церкви, построенной из мела еще казаками- черкасами, дал полный, по самую заглушку, газ и отпустил тормоза. Самолет тро­ нулся и побежал. Поехали!.. Ой ты, Халю, Халю-молодиця... Спину вдавило в кресло, уши заложило, кабина наполнилась серым туманом с запахом горячей резины, самолет стал резво разгоняться — почему-то рывками. Ну! Ну! Ну же!.. На ручку управления давило все сильнее и сильнее — самолет стремил­ ся задрать нос. Стремился взлететь самостоятельно. Скорость была уже около двух­ сот. Я отпустил ручку и зеленоватое лобовое бронестекло медленно полезло вверх, искажая, изламывая размытую полосу горизонта. И самолет, подпрыгнув, как кри­ воногий стервятник, оторвался от бетонки. Есть одна у летчика мечта — высота! высота!.. И сразу, лишь только самолет оторвался от бетонки, произошло в мире нечто, изменилось что-то в мире и во мне — я словно влетел в какую-то иную среду — я вдруг словно очнулся. Очнулся, повел вокруг себя взглядом и осознал — один! Сам! Подняв кран уборки шасси, оглянулся — задней кабины не было. Да, я был один. Я летел — сам! А шасси, между тем, с грохотом убрались — полосатые штырьки на носу и на крыльях спрятались, слышно было, как захлопнулись щитки-обтекатели, и самолет 114