Сибирские огни, 2001, № 1

АНАТОЛИЙ КИРИЛИН ЧЕРЕЗ ИГРОКА вот те раз! Нет же, это шутка, очередной фокус резвых столичных мальчиков, отыс­ кивающих доверчивых лопухов среди своих сограждан. Приедет в Москву и убедит­ ся в этом, оставив мальчикам последнее, что у него есть. — Ты поедешь жить в Америку? — с придыханием, округлив глаза, спрашивает соседка. Найденов смотрит на нее и чувствует, что у самого начинают расширяться гла­ за. Какая Америка! Он ничего не знает, он не собирался, не думал... Да что вы тут все, с ума посходили?.. Но девушке сказал другое: -— Подождем Иванова, он как раз там, расскажет... Когда принесли? — разгля­ дывает штемпели на конверте. — Дней пять. Оставшись один, пытается рассмотреть возможность отъезда. Давай примем все за чистую монету, — уговаривает себя. Ну, поехал, ну, приехал — дальше что? Тебе сорок пять — и ничего за душой. Журналистом работать? Славно придумано — без языка! В русской газете? Точно, там как раз место для него припасли. Музы­ кантом? Класс не тот, до Иванова не дотянуться. А хоронят у них вроде бы без орке­ стра. Пенсион ему никто раньше времени не положит, на что тогда жить? Может, американские подвалы лучше наших? Климат помягче и еду, говорят, их бомжам дают бесплатную. Тьфу ты! — подводит итог, не найдя для себя в Америке ничего путного. И отправляется к соседке. Та, свободная на сегодня от спектакля, собрала ужин, немного выпили. Разго­ вор не клеится — какие-то запинки, недоговоренности. — Да не смотри ты на меня, как на готового американца! — взрывается он. А она смотрит, и кажется, что ее большие глаза источают одновременно вос­ торг и муку, вот-вот польются слезы. Найденову становится жалко ее, такую юную, такую одинокую. На мгновение ему представляется, будто она — последняя зацепка для него в этой жизни, однако он тут же гонит от себя наваждение. Опасная это штука — привязанность. Через три дня приехал Иванов. Переступил порог своей комнаты, огляделся. Для него все здесь осталось без изменений, будто не было долгой отлучки. Вот и Найде­ нов сидит на прежнем месте — вставал ли? До того странным образом доходит этот нелепый вопрос Иванова, хохочет. Еще бы! Сняться с места, купить в неведомой деревне дом, обустроиться, посадить огород, разом лишиться всего и вернуться к исходной точке. На этот самый стул. И все — за одну гастрольную поездку Иванова, который и финансировал этот круг. Не зная, правда, о том. Они обнимаются, затем Иванов отстраняет друга на вытянутые руки и тоже начинает хохотать. — Ты с виду поглупел, никак обрел счастье? — Я опять все потерял. — О !— удовлетворенно восклицает Иванов. — Вот же оно и есть! А следом начался пир горой. Подобные мероприятия для двоих мужчин редко имеют романтический оттенок, обычно — скучная пьянка или пьяная скука. А тут все было иначе. Они сидели в комнате с обшарпанной мебелью и линялыми обоями и радовались друг другу. Когда это с нами произошло? — задает себе вопрос Найде­ нов, имея в виду понимание, даже некое родство душ. И не находит точного ответа. Может быть, в разлуке, в скитаниях? Может быть... Он рассказывает про свою деревенскую жизнь, про коров и Эльфриду, про то, как планировал, где будет жить Иванов — в доме, отстроенном отдельно, а не в пристройке к уже имевшемуся. А тот смеется до слез, до изнеможения. — Представил рожу моего нью-йоркского импресарио, когда б ему рассказать все это! Найденов тянет с конвертом, не время. — Как там живут, расскажи. Иванов подумал пару секунд. — А вот представь — не знаю. То есть как: работу имеешь — живешь. 102