Сибирские огни, 1992, № 5-6

фессионального политика, или же, как в случае с 6 . СинявскиМ, По­ литического обозревателя, обязывает. Воль Прибалтики накладывалась на кровь Минска, Тбилиси, Баку, и явно ощущалась возможность этой крови в России. Это предощу­ щение и было уловлено рабочкомами, оно было главным, а не одоб­ рение забастовки Б. Ельциным (еще нужно выяснить — было ли это одобрение?). Может быть, речь Б. Денисенко имела какое-то значе­ ние для оьтеделенной части лидеров рабочего движения, но подавать дело так, будто у нее и у В. Голикова рабочкомы в кармане, значат ничего не смыслить в рабочем движении. Именно интуитивное зна­ ние того, что на окраинах Империи отрабатывается тактика буду­ щих действий в самой метрополии, — вот то горючее, которое было залито правительством Центра в рабочее движение, и дело заключа­ лось только в том, как распорядиться им. Когда власть берется насилием, откуда бы ни пришли эти насиль­ ники (свои ли, доморощенные они или со стороны), призывы соблю­ дать спокойствие, мирно работать, есть призывы подчиниться насиль­ никам, призывы отдаться на их милость. Мы выродились как нация настолько, что уж е почти не понимаем этого, словно это обычное дело — сотрудничать с насильниками. И если находятся все-таки совестливые люди, имеющие гражданское мужество возвысить голос протеста, то тут же находятся услужли­ вые журналисты, привычные в своей работе к постоянной проститу­ ции, и называют таких людей «попами Районами». Горе госудаьрству, в котором мужество подвергается осмеянию, а достоинство заключа­ ется в способности быть изнасилованным, сохраняя вид, будто с тобой ничего особенного не произошло. Слава Богу, есть ешечВ угольных забоях, на стройках, в цехах, у мартенов люди, для кото­ рых слово «Свобода» не пустой звук. Люди, которых трудно купить за килограмм соевой колбасы. Их немного, но они есть. Драматизм ситуации в январе 1991 года заключался именно в высочайшей гражданской ответственности шахтеров, в том здравом смысле, которого так недостает нашим политикам на всех уровнях власти, в ответственности перед беззащитным от холода и голода населением. Гнев и возмущение едва сдерживались рассудком. К аж ­ дый, я подчеркиваю это, каждый, не защищенный партбилетом, при­ мерял на себя одежду, скроенную воеььными в Прибалтике. Попытки уверить, что до нас далеко, что отец-благодетель А. Тулеев защитит, выглядели не только не убедительными, но напротив, раздражали. Шахтеры (по крайней мере, те, с кем мне приходилось встречаться, говорить) повторяли с какой-то тревожащей душу мстительностью: «Погодите весны, мы покажем, как мы «зевнули и отвернулись», страна вздрогнет и взревет от нашей «зевоты». Пожалуй, скажи в январе А. Тулеев правду о том, что на самом* то Деле трудовые коллективы Поддержали и саму идек> забастовки, и, что неизмеримо важнее, анализ необходимости ее, данный рабоч­ комами, тогда он, возможно, не только не уронил бы свой и без то­ го мизерный авторитет в шахтерских коллективах, но и сбил бы вы­ соту забастовочной волны весною 1991 года. Но тогда бы Тулеев не был Тулеевым. Досада, обида за непонимание причины сдержанности шахтеров в январе копились, как пар в туго завинченном котле, вот поэтому взрыв был так неожиданно силен. Силу этого взрыва нё смогли спрогнозировать даж е рабочкомы. Попытки сбить эту волну, «притушить ее силу, были огромны», по большей части опять-таки это делалось через «своих» людей в рабочкомах. Приходится повто­ рять — огонь весенней забастовки загорелся в январе, и не В. Голи