Сибирские огни, 1992, № 5-6
— Это и Вселяет уверенность, что возможны находки. А сейчас в Москве при поддержке Горького есть возможность издать большой том алтайского эпоса. С рисунками, конечно, местных мастеров. З а манчиво? Очень заманчиво. Прозвучит на весь мир. Подобно «Одиссее». Д а, да! — Зазубрин встал и, потирая руки, прошелся по мастерской. — Григорий Иванович, надо же искать. И искать! Гуркин промолчал. — На вас надежда, — продолжал гость с большей настойчи востью, — А мы через недельку снова приедем. — Всегда рад видеть вас. Но, но... — Гуркин встал. — Зачем же еще раз коней гонять... Извините, я на несколько минут покину вас. Он решительными шагами направился к выходу. Видимо, в жи лой дом. А Зазубрин, продолжая ходить по мастерской, еще нетерпеливее потирал руки. «Удивительно! — подумалось мне. — Как старику при многолет них скитаниях по Монголии и Туве удалось сберечь старые записи. Не зря мы ехали». Григорий Иванович вернулся с пухлой папкой, оклеенной старой парусиной, наверняка когда-то купленной для своих полотен. По средине мастерской он отряхнул ее от пыли и, погладив ладонями, приглушил вздох: — Вот!.. Все от Ютканакова... — Чудесно! Теперь не пропадут! — Зазубрин обеими руками по жал широкую, костистую руку художника и торжественно, будто клятву, произнес: — Даю вам, Григорий Иванович, слово: буду сооб щать о переводе, о переговорах с издательствами. Обо всем. На обратной дороге он д'ержал папку у себя на коленях, и торже ствующая улыбка долго освещала его черную, как смоль, бороду. В лапке лежал добрый десяток рукописей. Слегка пожелтевшие длинные листы старого формата по верхним левым углам были сши ты льняными нитками. Мы жили в двухместной палате, но Владимир Яковлевич, ревниво относясь к алтайскому фольклору, при мне не открывал цепную на ходку, и я так и не узнал ее содержания. Позднее мне стали извест ными только два оказания — «Кулакчин» (опубликовано мною во втором томе «Литературного наследства Сибири» в 1972 году) и «Ке- лер-Куш». На пути этих сказаний, так бережно сохраненных Гурки- ным, оказались рытвины да колдобины. Зазубрин перевел все, успел приготовить рукопись, а Горького уже не было в живых. Понес в од но издательство, понес в другое. И там и тут насторожились: — А кто такой сказитель Ютканаков? И чем он «занимался до семнадцатого года?» Ах, его уже нет в живых. А кто были его роди тели? Тоже не знаете? Благоразумие диктует: воздержаться от изда ния, пока не будет полного ответа на эти вопросы. Тогда переводчик отправил рукопись' в Новосибирское издатель ство, где алтайский эпос («Алтайские сказки», 1937 г.) уже издавался с моим предисловием. Полагал: там Алтай рядом, если понадобится, наведут справки о сказителе. Прочитали — одобрили, включили в план выпуска. А тем временем один из бдительных сотрудников ше потом спросил директора; «А о переводчике-то знаете? Есть слух — си-дит». — Ах, так. Отозвать рукопись из типографии. Рассыпать набор. Такое бывало в годы сталинизма. Так, к примеру сказать, по уст ному распоряжению второго секретаря Горно-Алтайского обкома
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2