Сибирские огни, 1992, № 5-6

— Спасибо Катерине Ивановне. Она словно учуяла, что у меня к обеду варить нечего. Посмотрим, что она прислала. А вы уж лучше сразу в мастерскую. Там есть кое-что из новых работ. Пять лет усадьба оставалась без хозяина, и соседи часто наведы­ вались с топорами: один облюбовал себе двери мастерской, другому приглянулись рамы, третий содрал добротную тесовую крышу, а по­ том принялись и за бревна. Вернувшись после скитаний по чужбине, художник первым делом возродил мастерскую. Она еще хранила аромат свежих бревен. На стенах этюды разных лет, плоды находок и раздумий: шелковые ленточки на перевалах — чьи-то подарки горным духам, могила шамана в таежном густолесье, еще могила с полуистлевшим бубном. Но, видать, более всего художнику по душе горные речки, посмотришь на такой этюд и ощутимо зазвенит в ушах хрустально чистая вода. В воспроизведенпи красоты — жизнь живописца. Один угол был отведен портретам тувинских партизан, написан­ ным на домотканой холстине. Древние ружья на легких деревянных ножках, красные ленты на шапках. Тут же богатыри с колчанами, полными оперенных стрел. Свирепые яки, будто окаменевшие в без­ молвии. Вошел сам мастер, окинул нас тревожным взглядом: нравятся ли этюды маслом, рисунки углем, наброски пером. — Все превосходно, Григорий Иванович! — воскликнул Зазубрин, — Просто чародейство! — Ну уж вы... — Правда, правда. Без всякого преувеличения. ^ — Очень трудно было работать. Ни красок, ни полотна, ни своего угла. — .4 я, знаете, о чем подумал? — продолжал московский гость,— Потеряно время. Пока Горький жил в Италии, было бы очень просто устроить там вашу выставку. Пресса была бы на всю Европу. З н а­ комые художники бывали у него там. Говорят, расспрашивал об Алтае. — О вас, — подчеркнул Владимир Яковлевич. — О ваших полот­ нах. Несравненных. Самобытных. — Этюды есть. А полотен маловато. Трудно было там. Трудно было без... Без моего Аноса. Без Катуни. И вообще... Он не договаривал. Тяжело жилось старому вдовцу. Неустроен­ ность и убогая захламленность длинной неотапливаемой комнаты не позволили ему пригласить в жилой дом, он обитал в закутке с жест­ кой лежанкой возле жестяной печки с прогоревшими боками, зам а­ занными глиной. (Мне доводилось и позже бывать у него той же зимой.) Обедали мы в холодной мастерской, куда кучер принес по­ догретую баранину. Зазубрин начал расспрашивать о сказителях. Почему-то он не видит портретов кайчи. В издательстве сожалели, что не могли дать портрета Ютканакова, да и ему самому хотелось бы видеть, хотя бы в карандаше. — Да и я жалею. Но как-то так случилось... Не успел я... Старик много знал! продолжил Гуркин. — Пел целыми ночами. А на сле­ дующий день продолжение. — Так, так, — подбадривал Зазубрин. — Такой сказитель и не мог иначе. И несомненно, у кого-нибудь сберегаются другие записи. Вы не знаете? — Наш народ умеет ценить прекрасное, — уклончиво проронил Григорий Иванович.