Сибирские огни, 1992, № 5-6

которым мы не можем не встретиться. Ему она иногда отправляла колбасу и сыр. Но Григорий Ивано.вич, как алтаец, по ее словам, больше всего любил баранину. Рассказывала; — Скромный он человек, молчаливый. На разговор его располо­ жишь не сразу. Но однажды поделился творческими планами. Д аж е лицо просияло. Начал, говорит, картину в подарок партийному съез­ ду: Владимир Ильич па Алтае. Я пояснила: не был Ильич здесь. Ни разу. Григорий Иванович нахмурился. Помолчал. Потом с твердым убеждением: «Я ведь от сердца. Художник как видит, так и пишет. А Ленин думал о всех, значит, был у нас». Забегая вперед, скажу: я видел эту картину законченной. Более того, Григорий Иванович из-за нездоровья, не позволявшего отлу­ чаться из Аноса, поручил мне отвезти картину в Горно-Алтайский обком партии. Горы и Катунь, как всегда у него, были написаны от­ лично. А фигура Ленина создавалась явно под влиянием широко из­ вестного полотна Б. М. Кустодиева, названного на одной из репро­ дукций; «Большевик идет». У Гуркина Ильич возвышается над Ка- тунью среди алтайцев, казахов и русских, собравшихся на берегах реки. И уже одно то, что Григорий Иванович перед трагической кон­ чиной работал над образом Ленина — явление примечательное. По воле художника картину я вручил первому секретарю Горно- Алтайского обкома П. С. Хабарову. К сожалению, следы ее где-то затерялись: вскоре ни секретаря обкома, ни председателя облиспол­ кома, ни самого художника не стало. В обстоятельной монографии В. И. Эдокова «Мастер из Аноса» (Барнаул, 1984 г.) отмечено; «Со- м ан и лся только этюд под названием «Ойротия на пути к заветам Ленина». Мы впервые видели Алтай в зимнюю пору. После отбоя в Доме отдыха мы любили гулять по тропинкам многовекового бора. Тиши­ на. Шустрые белки и крикливые кедровки попрятались на ночлег. Не шелохнется хвоя сосен. Вышли к обрыву над Чемалом, и лес вдруг расступился, словно распахнулся гигантский театральный занавес. Мы замерли, восхишенные несказанной далью. Высоко над горами в синем небо, в окружении мерцающих звезд плыла полная луна, а слева за Чемалом неописуемый лунный свет с удивительной серебри­ стостью, казалось, не только заливал, насквозь пронизывал гору Верблюд; — Хорошо! Ой, как хороичо! —- восклицал Зазубрин. — Какая красота! Д аж е сам Гуркин красок не подберет. Вот он неповторимый Алтай! Великолепная сказка с нечеловеческой гиперболой! Вот-вот оттуда, — указал на закатунские высоты, — ворвется в поднебесье всадник, конь перепрыгнет над нами, ударит копытами в передний горб Верблюда и исчезнет вдали. — Потер ладонь о ладонь. — Руки скучают по перу. — А сказка-то вон где. — Кучияк указал на равнину за Чемалом, в каменном кряже не столько виднелось, сколько угадывалось ущелье. — Сартакпаева дорога! — Эта? Я мельком слышал. — Она самая! — у Кучияка полыхнули глаза от радости, что он может подтвердить сказку, сложенную в древности. — Сартакпай-то ехал от границы Монголии, — могу показать место, где он копя кор­ мил. Заседлал. Едет дальше, а поперек ему долгая гора. Вон та. До самой Катуни — кругом ехать далеко. Достал стрелу, поднял лук, — Кучияк показал, как это делается. — И гоп! — прострелил гору