Сибирские огни, 1992, № 5-6

Ах, эти реформы, манифесты, декреты, указы! V нас на РусН п п и Т . Г светлых умов. Без ложной скромности ^ реформ. Д ля первой, самой глав- ы“® придумал твердоью названия, скажем так; ассениза­ ционная. Несмотря на то, что слово иностранное, французское ое- "Р°^тая: надо сначала место при(5рать, гниль, ветошь старую в кучу сгорнуть, Сжечь, дурнину разную вырубить. Сделать то, что делает мужик, прежде чем новое поле строить, дом рубить Это как гроза с ливнем после долгой и тяжкой сухоты, духовного паралича. Очистительный плач о мечте погубленной, о любви несо- СТОЯВшеяся. Не омыв сострадательной слезой прах ыедоживших, замученных поколении, строить новую счастливую жизнь нельзя, и да будет услышано это мое покаянное слово. И пусть это будет также от имени страдальца родителя моего, Константина Митрофановича. А оудет ли покаяние от героя «великого перелома» Игнашки Плюхи- на? От потомков его? Я их приглашаю. Не исключено, впрочем, жив и сам Игнашка, обретаясь в боль­ ших заслугах и почтенной старости. Сколько их, жрецов классовой Оор 1 Лы, бродит-ходит еще по Москве, зловещая сталинская гвар­ дия. Сатана щедро одаривает верных слуг своих долголетием. Вскинется гневно — таковая картинка рисуется — партократ игнашка, прочитав мое приглашение. Выжило, скажет, отродье кулацкое. Эх, зря не пришил тогда, в тридцатом, не погладил по­ леном по темечку. Покаяние? А черта лысого не хотели? Обойде­ тесь... Но Игнашки — из грязи князи, а настоящие князья? Голубая кровь, белая кость — давние наши господа? Как у них с покаяни­ ем? Большевики владели нами семьдесят лет, белая кость — сто­ летия, а кто иа них лучше, кто хуже — не знаю, не окажу. Оба, на­ верное, хуже. Хотя бы потому, что крепостное право придумали все же не большевики, а дворянство. И дворянству в лице потом­ ков его, современников наших, в первородном грехе покаяться бы. в а гнусное право продавать единоверцев своих, как лошадей и со­ бак, как_хомуты и телеги. Продавать с землей, и без, с детьми и без детей. Не верите? Читайте Гоголя Николая Васильевича, поэма «Мертвые души». А если прочтете другого классика, то узнаете, что барин Кон- стантин Левин во время покоса откушал мужицкой еды, называе­ мой ТЮРЯ, и умилился. Откушал потому, что послать в поместье за обедом с дичью и лафитом показалось неудобным. Барину Ле- вину, сьслоняому к опрощению, показалось, что еда крестьянская была ПРОСТАЯ — квас с хлебом,— а потому высоконравственная! Землевладельцу Константину Левину лишь однажды пришлось поворочать косой, тяжелая, удивился, работа! Ну, прямо лошади­ ная! Но интеллектуалу-опрощенцу в голову не пришло, а каково питаться ТЮРЕЙ всю жизнь? Надо заметить, ТЮРЯ с вольным хлебом у мужика бывала д а ­ леко не целый год. Хлеба семье мужицкой, случалось, хватало лишь до Рождества, то есть до Нового года. Потому что урожай мужиьщий — большую часть его — по закону неправедному заби­ рал барин-интеллектуал Константин Левин. Почти задарма. Точно так же, как потом забирал новый господин — барин-колхоз, барин- государство. Барщина после года великого перелома крепко посуровела. Ес­ ли оброчный мужик урожай свой делил с барином исполу, то есть себе сноп, барину сноп, то в колхозе доставалась ему лишь деся-