Сибирские огни, 1992, № 5-6

— Художйик должен быть верен правде Жизни. Режиссер не обиделся и стал расспрашивать, где можно почи­ тать о Дьякове. Я перечислил ему несколько значительных публи­ каций и краем глаза видел, как оператор за его спиной тайком сделал дубль, вторично отснял панораму, открывающуюся с вер­ шины горы Улу-Даг. Он, видимо, был художник настоящий. Документалисты умчались так же стремительно, как появи­ лись, оставив у меня чувство знакомой горечи за Дьякова: недо- сняли, недослушали, недочитали, недопоняли, недооценили... И при жизни, и после смерти... Нет, не спрятаться на вершине Улу-Дага от жизненных проблем. Из своего домика прибегает Антон Антонович, взволнованный, по­ трясенный: — Евлампиевич! Объясни мне, что же это, меня всю жизнь об­ манывали? Выходит, что и строили мы совсем не то, и воевали сов­ сем не так, и гордились не тем, чем следует гордиться? Что же в мире происходит? Там, в дежурке, перед ним светятся экраны нескольких телеви­ зоров. Он следит одновременно за первой, и за второй программа­ ми, чтобы мгновенно отреагировать на малейшую неисправность. А с экранов ныне хлынул поток разоблачительных материалов — идет демонтаж командно-административной системы. Мы садимся с Ан­ тоном Антоновичем и начинаем рассуждать. Правда о жизни страны подвергалась таким искажениям на всех уровнях нашего общества, что становилась своей противопо­ ложностью, то есть ложью. Руководители предприятия имели одну правду для себя и другую, отредактированную, для района. Район деформировал ее, не желая терять лицо перед областью. Область сообщала республике лишь часть правды, выгодную в сегодняшней ситуации. Республика информировала союзное правительство соот­ ветствующим образом. Союзное правительство в свою очередь имело правду для себя, усеченную и тенденционную для республики, еще более общипан­ ную для области и лишь какие-то крохи для широких масс трудя­ щихся. Антон Антонович резюмировал: — Врем по вертикали и горизонтали. В результате руководи­ тели страны не имеют представления о положении на местах, а мы не знаем истинного положения в государстве. И на основе этой ис­ каженной информации строятся наши пятилетние плань^ Стремясь выдать желаемое за действительное, фальсифицировали историю, замалчивали ее горькие страницы, объявляли лженауками наиболее прогрессивные направления мысли, заполняли образовав­ шуюся пустоту призраками и миражами. Наша жизнь забита ложными догмами и идеалами точно так же, как долина возле горы Улу-Даг — утренним туманом, обретаю­ щим самые фантастические очертания и рисующим самые привле­ кательные образы. Но когда встает солнце, льется свет и туман рассеивается, то обнаруживается, что под этими миражами отрав­ лены воды, вырублены леса, изуродована земля горными работами, что поселки наши убоги, грязны и не пригодны для жизни, о кото­ рой мечталось. . . . . Пусть все-таки туман рассеется, не правда ли, Антон Антонович? Когда оглядываешься назад, масштаб запрета в застойные годы кажется невероятным. В 1971 году мне повезло побывать на пер­ вом семинаре молодых очеркистов России, где мастера отечествен­ ной публицистики делились опытом и давали оценку нашим ру