Сибирские огни, 1992, № 5-6
шись все той же шапкой по кругу, в которой звякали пенсы д ам ской благотворительности. Впрочем, можно ли было помочь в те страшные годы остерве- невшемуся, потерявшему Бога и разум народу? Кяк только больше вики отворили большую кровь гражданской, народ, будто в чужой, завоеванной стране, кинулся грабить, убивать, жечь, мстить. Село с топорами и вилами шло на село, сражаясь за право грабить бар ское поместье, любую небедную усадьбу, в том числе и столыпин ских «богатеев», то есть мужиков же! В те кровавые, озаренные пожарищами дни и ночи Сатана, ду маю, ликовал дико, радуясь своей полной победе на одной шестой части земного шара! Брат на брата, сын — на отца, сын красный, отец белый. Мать, помню, рассказывала: вели однажды по улице четверых разутых «беляков». Конные с ружьями вели своих плен ников расстреливать в Космолинский бор, а «беляки» те были чет веро мужиков из соседней Волчихи... Кто же мы? Палачи? Ж ертва? И покаяние наше по какому ста тусу? Палача или жертвы? Если русский народ — жертва, к^о па лачи? Евреи, которые вместе с Лениным вернулись из. Швейцарии. Нет, православные, не возьмем греха на душу, не евреи, не Сверд ловы, не Троцкие, мы сами. Рабочие. Матросы. Солдаты в буден- иовских шлемах, бывшие мужики — рязанские, курские, орловские. В этом и покаемся. Жб 1 ртвы — мы. Палачи — мы же. Я говорю «мы», потому что отец мой Константин Митрофано вич был белым, был и красным. Я видел его книжечку — мандат красного партизана. «Ты стрелял? — приставал я к нему. В сво их?» — «А ты бы не стрелил? — сердился отец. — Комиссар-то вот он, рядом. С наганом». _ Палачи и жертва, между ними шаг малый, и эта эфемерность роковой черты — не еще ли одна загадка русской души, русской судьбы? Комиссар с наганом! Но ведь ты с ружьем, папа! ^ Непротивление — худшее, чему учил нас брадатый пророк. «Ес ли у тебя попросят халат — отдай рубашку», — худшее, чему учи ла церковь, хотя философы-идеалисты усматривают в непротивле нии некую мистическую силу, способную смирить убийцу. Чем? Не насильственным противостоянием, терпением, ибо крови жаждущий, утверждают философы, многократ свирепеет в ответ на сопротив ление, а это новые жертвы, новая кровь. Смирение якобы уже спо собно смягчить самое жестокое сердце. Может, и способно, не хочу спорить, но приглашаю своих воз можных оппонентов побыть в овчарне, куда ворвалась стая волков. Клыкастые боевики режут направо и налево, хмелея от крови жертв, как хмелели волчьи стаи Дзержинского-Сталина, ворвав шись в овчарню российско-толстовского непротивления. Д ля иллюстрации: боевики Дзержинского расстреливали выбо рочно, даж е суды-процессы устраивали, волки Абакумова-Ягоды- Ежова, поставив дело на поток, расстреливали списками, колонна ми, лагерями, а сажали уже миллионами, волки Берии подняли масштаб еще на один порядок выше, ссылали, губили целые наро ды, нации, этносы. Д аж е головорезам фюрера далеко до рыцарей Лубянки, а изобретение доктора Гильотена рядом с мясорубкой со зидателей всеобщего счастья — ж алкая французская игрушка. Говорят, волки — санитары, они подбирают лишь слабое, обре ченное — великое заблуждение! Волки партии — гурманы. Они всегда выбирали самое сильное, талантливое, корень нации. Ленин начал с интеллигенции, Сталин — с крестьянства. Мое сословие — 9
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2