Сибирские огни, № 12 - 1971
На сухом рямовом болоте подняли выводок тетеревов; птицы бреющим полетов дружно ушли вниз, скрылись в горной дымке. Гольцовая тундра началась незаметно. Мочажинами, мшалыми валунами, бедной щеткой алтайского камыша потянулось чуть наклоненное от горизонта плато. Заросли стланикового пихтарника поредели, стали проглядными. Крошечные березки с круглы ми, копеечными листьями росли густо, как трава, и все были наклонены в одну сторону, словно причесанные. Из-под самых ног шагавшего впереди Герки шумно порскнула куропатка — тот не успел даже сдернуть с плеча ружье. Мелькнув грязновато-белой спинкой, куропатка опустилась в кочки и тут же снова поднялась; короткими перелетами стала уходить в сторону снежников. — Видали, какая пеструха? — крикнул Герка возбужденно.— Облиняла, почти белая уже1 Вскоре с их пути снялась целая стая — штук девять плотных кургузеньких птиц. Оба они — и азартный Герка и спокойно-сосредоточенный Лахтин, несшие теперь ружья наизготовку,— не выдержали, бухнули влет; и, конечно, промазали. — Ни фига*— сказал Герка, выковыривая из стволов дымящиеся гильзы.— Мы их на снегах нащелкаем! Они приблизились к кромке снега. В прогалинах, под слюдяными козырьками льда, как в крохотных теплицах, ершились зеленые звездочки полярного мха, раскручивала листочки черника. Собака визжала, путала поводок. Лахтин решил отвязать ее. Обретя свободу. Клякса выскочила на снег, радостно запрыгала по насту. Лахтин прикрикнул на нее, но та, вихляя задом, вдруг кинулась аллюром вдоль снежника. В два голоса они кричали, требуя вернуться, однако бесполезно: Клякса исчезла из виду в колющей глаза белизне. Им ничего не оставалось, как идти вслед за бестол ковой собакой. Они услышали, а потом увидели ее на снежном мысу, косо уходящем через хаос каменных свалов. Она стояла на краю мыса и лаяла. Мыс блестел с солнечной стороны отеками, а по гребню его, как куры на насесте, сидели в ряд куропатки, вытянув короткие шеи. Изумленные этой картиной, Лахтин и Герка только перекинулись взглядами, ста ли обходить мысок. Выстрелили почти одновременно — стаю точно смыло ветром. На снежном гребне осталась недвижима одна куропатка: вторую, скатившуюся вниз, яростно и самозаб венно трепала Клякса, только пух летел. Птицу отняли, и Лахтин, возбужденный охотой и удачным выстрелом, сказал: — Гера, ты гляди,— талантливая собака, а? Ведь как взяла, а? Как привязала. Прямо сеттер. — Да уж скажете, Михаил Кузьмич,— сеттер! На курьих ножках! — Нет, ты согласен: в этой твари что-то есть? — Чего там, согласен,— засмеялся Герка и тут же добавил:— Хотя вообще-то ку ропатка — птица глупейшая... Часа два топали они со снежника на снежник, по ледяным застругам, никого не встретили; Клякса больше не убегала вперед, а потом стала даже отставать. Она ча сто садилась, задирала то одну, то другую лапу, выкусывала острые ледышки. Наконец она совсем отказалась идти, легла на брюхо. Лахтин, обеспокоенный воротился, увидел: наст во вдавлинках следов был окрашен кровью. Клякса смотрела на Лахтина испуганно и недоумевающе. Пришлось поднять собаку на руки: охота сегодня, как видно, была окончена. ./ С гольцов спустились уже к закату. Избушка с односкатной крышей, на крепком кедровом окладе, стояла посреди небрежно сделанной вырубки-прогалины, этакое тихое таинственное пристанище бродяг — шишкарей и охотников.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2