Сибирские огни, № 12 - 1971

— И вот сижу это я в цементированном уголочке, и схватила меня, понимаешь» дрожь. Колотит меня, ну веришь — зубы позванивают. Нервное, значит... Я ведь когда линию перешел, во мне килограммов сорок пять было, не больше. Да ты таких, как я» тогда сам видел. Потом на наших харчах я чуток набрал, но все равно. Да... Потря­ сусь немного, отпустит — я расслабляюсь. А потом по новой. И чую — с этой нервной трясучкой последние силенки исходят. Свалился я, как сидел, с коленками в обнимочку, и уж ничего не помню. Пришел в себя — лежу на постели: вроде бы лазарет. У двери солдат дремлет, окна решеткой забраны. Понятно все стало. Да! Я забыл. На допросах у следователя все какой-то капитан сидел, в тенечке так, на отлете. Я в новых знаках отличия тогда уж начал разбираться. Четыре звездочки. Но по виду — не строевик, невзрачный, по­ гоны сикось-накось. Сидел молчком и все в блокноте чиркал. И вот лежу в лазарете, капитан этот заходит, садится возле меня. Говорит: я, говорит, корреспондент га­ зеты... Лахтин, слушая Паничкина, тут аж зажмурил глаза. Он вспомнил: их саперный полк стоял тогда в городе Кюстрине и к нему приезжал капитан, сотрудник армейской газеты, но Лахтин ничего ему не мог рассказать больше того, что написал прежде в рапорте. После ранения на Шексне он был эвакуирован в тыл и в свою часть не вер­ нулся. — .„Говорит: корреспондент газеты и снова из меня эту историю с мостом вытя­ гивает, значит, хочет описать. А мне уже один хрен. И корреспонденты, и газеты. От­ вернулся я и лежу, в стену глазами уперся. А капитан-то — человеком оказался. Заин­ тересовала моя история всерьез, оказывается. И главное — поверил он мне. А Когда узнал о приговоре, стал туда-сюда писать. Мол, прошу отсрочить приговор, поскольку дело совсем неясное и прямых доказательств сдачи моста нет. И вот, пока я лежал в лазарете, капитан своего добился: отложили мне приговор. Время-то уж мирное наступило, строгости вроде ослабли. Выздоровел я, посадили ме­ ня в вагон и повезли — на строительство дороги в Сибири. Как-никак, а сапер я был, это специальность строительная. Освободился я в сорок восьмом, закатило меня сюда, в тайгу, до сих пор тут вкалываю. Вера Леонидовна, жена Паничкина, хлопотала вокруг стола. В доме пахло теплом свеженатопленной печи. За окнами растекались сумеречные тени, в небе слабо засияла одинокая звезда. Паничкин достал из-за оконной шторки поллитровку. — А парень где, мать? — спросил он, пододвигая к себе стаканы и щуря глаз, словно прицеливаясь. — Где же ему быть,— усмехнулась Вера Леонидовна.— Дружит, поди. — Гм, дружит,— удовлетворенно повторил Паничкин.— Отца полмесяца дома не было, а он, шельма, повидать его не спешит. — Повидаетесь еще, невелика разлука. — Разлука невелика, да ведь честь важна! — Паничкин подмигнул Лахтину, от­ ставил бутылку, предвкушающе потер ладони.— Отца забывает! Вот высеку его, шель­ меца,— будет помнить. — Сиди уж, высеку! — Вера Леонидовна махнула на мужа, засмеялась: — Сам на своего сыночка дохнуть боишься, а тут даже — высеку! — Правильно, боюсь дыхнуть — когда выпивши! Так они перебранивались шутливо, и Лахтин, рассеянно слушая их, все с боль­ шей остротой ощущал двойственность своего положения, в которое поставила его не­ гаданная, прямо-таки непостижимая встреча с Ильей. Поужинали. Вера Леонидовна вышла на кухню. — А ты, Михаил, не инспектор технадзора!— сказал вдруг Паничкин. — Вот так раз! — изобразив удивление, воскликнул Лахтин.— Почему ты решил? — На горе еще приметил: не похож ты на инспектора. — Чем же именно — не похож?