Сибирские огни, № 12 - 1971
Наконец, появился студент. Пошарив в кармане короткого пальто, подал монету. Сунул в перчатку оторванный Шурой билет и стал про тискиваться к окну. Шура потеснилась, чтобы освободить ему место воз ле обогревателя. Вон как замерз: ресницы и шапка в изморози. На щеках бурые пятна. Морозом прихватило, оттирать надо. Пусть погре ется возле черного дырчатого ящика со спиралью внутри. Она привыч ная, как-нибудь перебьется. Его монетку Шура зажала в руке, стараясь отогреть ее. Шуре каза лось, что от этого и студенту чуточку теплее станет. «Неужели не уз нал?»— и она посмотрела ему в глаза. Студент обескураженно поморгал ресницами, дескать, билет у меня есть, потом вежливо улыбнулся и отвернулся к окну. От обогревателя студента вскоре оттеснили, там, закутанная в се рую шаль, примостилась какая-то старушка. Трамвай бежал, позванивал, поскрипывал, покачивал пассажиров, Шура отрывала билеты, объявляла остановки. Монетку студента она спрятала под шубу, в карманчик кофты, в тепло. Шура изредка посмат ривала на студента, но видела только стриженый затылок, пушистую заиндевевшую шапку да розовые мочки ушей. «Что для него трамвай,—думала Шура.— Вот выскочит из вагона, побежит по скользкой дорожке к большому теплому зданию с тяжелы ми дверями и будет сидеть на лекциях умненький и спокойненький. Теп ло ему будет, чисто. Ни тряски, ни нервотрепки, и думы в его красивой голове будут тоже красивые. У нее же другие будут думы: как бы до терпеть до конца смены да выдать больше плану. А попробуй в такой толкучке — выдай. Да еще она будет думать, как бы скорее потом до браться до печки, чтобы отогреться». Так думала Шура, и все горше и горше ей становилось. И вдруг ей стало мечтаться, что она, Шура, строгая и красивая, сидит со своим студентом за одним столом и тоже слушает пожилого, в золоченых оч ках, преподавателя. Круглым, ровным почерком записывает она в тет радку умные слова, и светло в голове от такого соседства, и от всего прекрасного, что она тут видит, слышит. И тут же спохватилась, смутилась нарисованной воображением кар тины. Нет, видно, не сидеть ей в одной аудитории с этим милым парнем, которого она даже не знает как звать. С восьмилеткой в институты не принимают. Сколько уговаривал отец: «Учись, Шурка, кто тебя на ра боту гонит. Слава богу, живы, здоровы, поддержим». Она усмехалась весело, словно зная что-то, чего не знал отец. «Коровам моя грамота не нужна. И без образования молоко дадут». А жизнь-то оказалась хит рее Шурки. Но это почему-то не испортило Шуриного настроения. В голове бы ло по-прежнему светло, ясно. И ей казалось, что ясность и свет этот ни когда не уйдут от нее, что жизнь все равно повернется к ней хорошей стороной, и надо только не поддаваться унынию, а увериться. И сил она ощутила в себе много, как никогда, и поняла, что способна она сде лать что-то большое, но что — пока не знала. Лишь чувствовала, как в душе поворачивается что-то огромное, радостно и жутко станови лось ей. — Эй, кондуктор! — голос не насмешливый, скорее сочувствую щий.—Я уж третий раз прошу билет оторвать, а ты не слышишь. — Ой,—спохватилась Шура и оторвала билет. —- Замечталась девка,—сказала пригревшаяся старушка.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2