Сибирские огни, № 12 - 1971
Услышав петуха, поднялась, оглядела дворик, обнесенный серым растрескавшимся штакетником. В углу к забору прилепился сарайчик, на его двери висел ржавый замок. Кур нигде Шура не увидела, как ни оглядывалась. Да и от хозяйки про кур не слыхала. Однако петушиный крик вновь раздался, поражая своей близостью. Голос петуха был громок. Он говорил о том, что петух в самой силе и красе. Таких в деревне хозяйки ценят и подолгу держат из-за голоса, если те не докучают драчливостью. Шура озадаченно вертела головой. За двориком светлел редкой по лынью пустырь. Там громоздился пятиэтажный дом. На балконах пле скалось по ветру сохнущее белье. Запрокинув лицо, Шура увидела на одном из них шелковисто-белого петуха. Он гулял за высокой решеткой, поклевывая бетонный пол. Несильный верховой ветерок перебирал перья развесистого хвоста, они вспыхивали. Шура обрадовалась петуху. Зашевелилась тоска по дому, затума нила глаза. Дома сейчас такой же ранний вечер. Коровы домой возвра щаются с поймы. Идут, пылят по улице, мычат. И над всей Лебяжихой висит густой запах парного молока, теплой пыли и горьковатого дыма. Мать стоит у приоткрытой калитки, манит Пеструху ведром с пойлом во двор, к пригону: — Ну иди, милая, иди, кормилица наша... А Пеструха идет медленно, несет тугое вымя, полное молока. Мать по-старушечьи белым платком повязана. Сколько помнит Шу ра, мать всегда в нем была. Будто и молодости у нее не было. Она ни разу отцу слова поперек не молвила. Все тихонько да покладисто. Об стирывала, обшивала, кормила ораву ребятишек. Принесет ли ей Шура воды из колодца, поможет ли белье в речке прополоскать да вальком выбить, та: «Спасибо, доченька». А ей сказал кто из детей «спасибо» за то, что всю себя на них истратила? Нет, на верное. А где она, эта орава теперь? Все разлетелись по далеким горо дам. Одна Валька-младшая еще при ней: крылья не выросли. Ясный месяц загляделся в горенку тво-о-ою, Королевичу ты снишься в далеком кра-а-аю... Материн голос негромок. Вот она сидит у Шуриного изголовья. В избе полумрак. За печкой сверчок пилит. Шершавые, теплые руки по правляют одеяло у плеча, и так хорошо от их прикосновенья Станешь ты красивой кралей, баюшки-баа-ю, Королевич приласкает головку тво-о-ою... Мать долго стояла у калитки, когда Шура уходила к леску, где бы ла железнодорожная станция. Помнится, далеко Шура отошла, огляну лась: дом уж слился с другими домами, а платок материн все белел... На балкон вышел старичок, что-то посыпал из ладони. Потом в з глянул мальчишка лет шести, карапузик в красной рубашке и стал смот реть, как петух стучит клювом по бетону. У Шуры был выходной, она изнывала от безделья. Галка, ее новая подруга, ушла на «свиданку». Тетя Фрося с обшарпанной кирзовой сум кой подалась на базар продавать пуговицы, нашитые на картонки. Хо зяйка работает техничкой в депо, в вагонах подметает, найденные пуго вицы в карман халата кладет: не пропадать же добру! У нее сейчас са мый сезон. Пуговица идет летняя, красивая. Иной раз с работы придет, манит Шуру: «Глянь-ка, девка...» У Шуры и глаза разбегутся. Какая красота! Попадаются даже от импортных платьев и кофточек. Такую пу говицу если потеряешь, лишь тетя Фрося сможет выручить. У нее целая коллекция. И своя цена.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2