Сибирские огни, № 12 - 1971

как же ты так? Да что мы теперь будем делать? Петр погладил ее трясу­ щуюся голову, она поймала его руку, прижалась к ней мокрым лицом, губами. «Петечка, родной, брось к черту все эти машины,— с яростью и болью зашептала она.—Боюсь я. Ты ж у меня один-единственный- Пе- тюша, а?» Петр как в полудреме открывал глаза, косил на Ольгу и уста­ ло закрывал. Потом он уснул. Ольга на цыпочках вышла из комнаты и надавала шлепков расхныкавшемуся Ваське. За неделю Петр поправился, делать ему было нечего, и он согласил­ ся позировать Кире для ее курсовой работы —портрета. Был воскресный день, во дворе лежал новый снег, чистый, ослепительно-белый. От него было светло в комнате, словно свежевыбелено. На кухне жарко топилась печь, было тепло, сухо —по всем комнатам расползся горячий блин­ ный дух. Кира усадила Петра за стол, напротив окна, перед горкой кедровых орехов. Сама села чуть поодаль, боком, возле мольберта, на котором был приколот чистый лист ватмана. — Располагайся, как тебе удобнее. Положи локти на стол и щелкай орехи,—сказала Кира. Карандаш ее торопливо зашуршал по бумаге. Петру было не по себе, ему казалось зазорным вот так сидеть перед девушкой и давать ей рисовать с себя портрет. Ему казалось, что в этом сидении есть что-то нехорошее, нечистое. Такое же чувство у него было однажды, на медицинской комиссии в военкомате, когда он, совершенно голый, прикрывшись руками, стоял перед женщинами-врачами. Ему ве­ лели положить руки на затылок, а он все не мог их поднять, словно они окоченели... Вот и теперь тоже —надо бы смотреть на Киру (она никак не могла схватить выражение его глаз), а он все не может, неловко как- то. И зачем согласился, остолоп! —ругал он себя. Дурость свою выстав­ лять напоказ и только. Он пересилил себя, взглянул прямо на Киру. Кира повернулась к нему, их взгляды встретились. Петр не отвел глаза. Кира тоже смотрела не отрываясь. Это напоминало игру в глядел­ ки, когда ребятишки в шутку состязаются, кто кого переглядит. Наконец Петр смутился, заморгал, потупился, сердце его билось сильно и часто —так оно еще никогда не билось. Он был весь красный, на лбу, на белобрысых бровях поблескивал пот. Кира отвернулась. «Что это с ним?» —подумала она, глядя в окно. На ветках сирени сидели воробьи —целая стая,—сидели просто так, тихо, нахохлившись, и поглядывали на Киру. Она взмахнула рукой — несколько птиц перепорхнули на скамейку, остальные не шелохнулись. — Ты ловил в детстве птиц? —спросила она. Петр хотел сказать «да», но из горла вырвался какой-то булькающий звук. Кира все так же смотрела в окно. Он быстро вытерся рукавом, пригладил чубчик, откашлялся. — Ловил,—сказал он.—Мы их ели. — Ели? —удивилась Кира. Она снова взялась за карандаш.—Ели воробьев? — Ага. В войну. Обмазывали глиной и—в костер. Пекли. Перья с глиной отходили, мясо, как вареное. Вкусно —все косточки изжуешь. Жрать-то нечего было. По карточкам не хватало. Мать в бане работала, в раздевалке. Батя перед самой войной... — Пе-а-еть! —донеслось из кухни. Петр сморщился, как будто услы­ шал скрежет шестерен в коробке передач, помолчал, выжидая.— Петю-ю-ша! —снова позвала Ольга.