Сибирские огни, № 12 - 1971

она тут же закусила губы и со злостью принялась раскатывать тесто на пельмени. Гости собрались в субботу. Пришли завгар с женой, еще трое из га­ ража с женами, Ольгины столовские подружки с кавалерами, соседи по усадьбе и, конечно, дядя Гоша. Позвали и Киру, Петр сам сходил за ней. Пили, ели, пели, плясали — за здоровье именинника. Ночью шумной ва­ тагой ходили на Ангару, горланили песни, толкали друг друга в сугробы, аукали в черную муть реки —с другого берега, с вокзала долетали свистки, скрипы, лязг буферов, команды путевого диспетчера. Кира отстала от компании и пошла вдоль берега. Набережная была затянута густым туманом, редкие фонари казались мохнатыми шарами. Туман плыл, колыхался, катился белыми клубами по заснеженному парапету. «В какой форме, какими красками передать это сложное ощущение туманной ночи? —думала Кира.— Разве есть такие средства? Сказать «нет» значит сразу расписаться в собственном бессилии: бездарна и— точка! Сказать «есть»— нахальство, потому что на самом-то деле ничего конкретного нет. Есть лишь смутное чувство, что где-то в тебе, глубоко, живет будущая картина этой морозной ночи, тумана над рекой, этих странных звуков и себя —смятенного мира среди загадочной вечности. Вот тема, идея, но как ее развернуть в полотно?! Как найти сюжет и краски, чтобы пронзительность, которая живет в душе, перешла в кар­ тину0'» Внезапно из морозной искристой ночи на нее набежала веселая орава —подхватили за руки, швырнули в сугроб, обсыпали снегом. Кира лежала на спине и сквозь заснеженные ресницы смотрела на радужно дробящийся свет фонаря над ней. На рассвете гости разошлись по домам. К обеду, допивать и доедать, пришел один только завгар. Ольга, сама еще пьяненькая, кое-как растол­ кала Петра, дядю Гошу, обновила закуску на столе, выставила две «сто­ личных» —с мороза. Приглашали и Киру, но она лежала с головной болью, бледная, измученная первым в жизни похмельем, сердитая на себя за то, что так бесполезно пропадает день. Ольга носила ей «лекарство», стаканчик «красненького», но от одного вида его Киру начинало мутить. Под вечер Киру позвали ужинать, она вышла на кухню. За столом сидели дядя Гоша, Петр и завгар. Дядя Гоша, черный, морщинистый с впалыми щеками, все вскидывал свои черные узловатые руки, поправлял сползавшие манжеты и, как лошадь, отгоняющая мух, тряс головой. Петр поглаживал белобрысый чубчик и осоловело улыбался. Белая рубаха бы­ ла помята и залита на груди бражкой, пухлые щеки поблескивали рыжей щетиной. Плотный, широкий завгар, по-атамански развалившись на двух стульях, жевал ломгик сыра. Большой рот его был в синих шрамах, губы казались перекрученными —память от немецкого приклада в рукопаш­ ной схватке. Обе челюсти у него были вставные, белые искусственные зу­ бы придавали его физиономии странный моложавый вид. Кира села с краю, перед чистой тарелкой. Завгар приподнял гране­ ный стакан с водкой и пропел: Художник, художник, художник молодой, Нарисуй мне домик с кирпичною трубой. Он зажмурился и с блаженной улыбкой продолжил: Нарисуй мне небо, нарисуй мне лес, Нарисуй мне сказку, полную чудес. Дядя Гоша прочувсгвиванно всхлипнул. Петр обнял его за плечи, прижал к себе.