Сибирские огни, № 12 - 1971

Аналогия настолько близкая, что ника­ ких комментариев не надо Симпатии отда­ ны «ему». Но вот еще стихотворение на сходную тему «Все предпочтенье — речи страстной. Неистовой. Почти слепой...». Счи­ тая, что это слабость — неумение «владеть собой»,— почт, гем не менее, сопровождает «неистовую» речь эпитетом «прекрасной». И вот самое существенное, где мы подхо­ дим, наконец к тому, как Казанцев пыта­ ется снять противоречие, убедить себя же в собственной правоте относительно господст­ ва разума в стихах. Н ет ч е л о в еч н ей сл о в п р о сты х . В н е за п н ы х . И х зв у ч а н ь е св ято . Н о — п у ш ки н ски й х о л о д н о в аты й , С п о к о й н о -б езу п р еч н ы й стах ! Н о — э та а р ти сти ч н о с ть , эта Д о с т и гн у т а я не б о р ьб о й К а к б у д то , а и гр о й — п о б ед а Н а д зв у к а м и и н а д соб ой . Вот куда адресуется поэт за поддерж­ кой, утверждая свой принцип художествен­ ного познания мира. И теперь становится особенно очевидным, какие внутренние про­ тиворечия приходится преодолевать Казан­ цеву, осуществляя этот принцип в творче1 ской практике. Он не может совершить на­ силие над своею природой художника и по­ давить страсть, обуздать интуицию, он стремится упрятать их в артистичности, в безупречной строгости и лаконичности сти­ ха и ссылается при этом на Пушкина. Ну, что ж, Пушкин настолько многогра­ нен как гений, что он был и таким. Обра­ щаю внимание на соединительный союз «и», ибо пушкинская речь могла быть и «страст­ ной», и «неистовой», и он глубоко ценил поэзию «слов простых», учась им у москов­ ских просвирен, и мог перевоплощаться в Пимена, восхищая близостью к подлинному звучанью летописного сказания... Это дале­ ко не все оттенки пушкинского стиха Ка­ занцев пока избрал своим ориентиром арти­ стичный, «спокойно-безупречный» стих. Если поэт ограничит себя стремлением к этому идеалу,— он ограничит свои же возможно­ сти. Если это стремление—лишь этап в поэтическом развитии на пути к гармонии,— тогда перспектива может оказаться увлека­ тельной. Казанцев развивается к гармонии. Тео­ ретическое осознание гармонического разви­ тия художнических свойств натуры к нему приходило не раз, об этом и написаны сти­ хи, которые разбирались выше. Но гораздо существеннее то, что в творческой практике поэту нередко приходится преодолевать не­ доверие к чувственной стороне познания. И прежде всего это сказывается в стихах о человеке, о его душевной и нравственной жизни, психологии Ход жизни, ее противо­ речия, беды г радости пробуждают неиз­ бежную душевную реакцию, и она находит выход в лирическом волнении, пробиваю­ щемся сквозь строгость и артистическую за­ конченность стиха. В самом деле, можно ли оставаться олимпийцем, если рядом происходит что-то затрагивающее судьбы людей? «Шумят, торжествуют победы, поют и, глотая слезу, про горькие плачутся беды. А я тут разлег­ ся, лежу». Казанцев стремится к людям, на улицу, он смешивается с толпой и, как в ранней юности, ищет в толпе человека, вы­ деляет его из массы. Вначале хотя бы для того, чтобы идти с ним рядом, ощущать его присутствие («На тротуарной быстрине...»). Потом он заметит, как человек рукою ма­ шет и улыбается проходящему поезду: «Про­ сто так. Р у к о ю машет человечеству вослед человек. Рукою машет человечество в от­ вет» Обратит внимание и на незнакомого человека «в серой кепке, в пальто», ибо «для кого-то он кто-то Для кого-то — никто». Пристально наблюдая за действиями мойщика автомобилей («Мойщик автомоби­ лей»), он постарается уловить рождение красоты в результате трудовых усилий: «...и пела в маленькой работе большой Ра­ боты красота». Во всем этом можно усмотреть эмпири­ ческое накопление знаний о человеке. Но это будет лишь небольшая часть истины. Из малого складывается большое, из штри­ хов и черточек возникает силуэт, из отдель­ ных конкретных особенностей складывается характер образ. Вероятно, необходимы бы­ ли многие пробы в познании характера, что­ бы так глубоко заглянуть в интерьер созна­ ния, как это сделано в стихотворении «Устремление. большими шагами...» А како­ ва в нем роль интуиции' Поэту удалось со­ здать психологический этюд весьма емкого содержания и приоткрыть характер слож­ ный ч противоречивый. Пересказать или процитировать это сти­ хотворение трудно, к гому же оно сравни­ тельно велико (для Казанцева, конечно, с его принципиальным лаконизмом и отвра­ щением к многословию), поэтому я отсы­ лаю читателя к полному тексту его в кни­ ге «Русло». По этой же и еще по другой причине, что оно иносказательно, обра­ щено в прошлое, трудно разбирать стихот­ ворение «Всем-то конь мой хорош и при­ гож...». Лихость, стихийность и необузданность лирического характера, отразившегося в этом стихотворении, опрокидывает все осто­ рожные логические схемы, воздвигавшиеся прежде Казанцевым. В этом стихотворении бушует неподдельная страсть, в которой не только не тонет, не растворяется, но еще рельефнее вырисовывается мысль поэта. И сердцем и умом он осознает необходи­ мость риска, если надо повернуть свою жизнь в иное русло, если надо взнуздать свою судьбу. Вот каким может быть Казасцев. А разве можно представить себе харак­ тер нашего современника без той решимо­ сти, самоотверженности, героического само­ пожертвования, которые нашли отражение в стихотворении «Он бежит, клонясь вперед, бежит...»? Эти убеждения и страсть да­ ют ему силы — 12 С и б и р ск и е огн и № 12 177