Сибирские огни, № 12 - 1971

шестидесятых годов тоже надо говорить с обязательным учетом сопутствующих явле­ ний— модного «философствования» на же­ лезобетонной основе прописной морали, ко­ гда с самым многозначительным видом в стихах пережевываются грошовые истины. Казанцева уже с первых его опытов лири­ ко-философского постижения мира нельзя упрекнуть в банальности. Полное серьезного внутреннего содержа­ ния стихотворение «Беда приходит не отту­ да...» дает некоторое представление о том, что поэт стремится постигнуть противоре­ чия в общественном и личном бытии чело­ века, что именно это кажется ему достой­ ным внимания. И в нем же сквозит холо­ док рассудочности, заданности поэтического решения. Перечитываем другие лирико-философ­ ские стихотворения: «Я был никто. Я был всего...», «Притча о добре и зле», «Как со­ вершенна простота!..», «Живу отныне глуби­ ной...» и некоторые другие. Они умны, по­ рою изящны, но все-таки при чтении не по­ кидает ощущение рационалистического рас­ чета в движении лирического сюжета, в композиционном строении стихов. Медитативная лирика и не предполагает «половодья чувств», кипения страстей. Оче­ видно, нельзя предъявлять подобные пре­ тензии и к Казанцеву. Страсть в философ­ ской лирике материализуется в остроте и живости мысли, в ее напряжении. Казанцев не сразу достигает того уровня напряжен­ ности в медитациях, той энергии мысли, которые бы скрывали, подавляли рациона­ листическое начало. Но я не ошибся, когда сказал, что склонность к размышлению — органическая особенность его творческого облика. Казанцев ищет и более органиче­ ского воплощения идей, наблюдений, мыс­ лей, он знает путь, который приведет его к цели: Я ж и т ь п р и в ы к в д о р о ге . Я ж и т ь п р и в ы к в тр е в о ге . В с е гд а к у д а -т о т я н е т . В с е гд а ч е го -то н ет. В л е с а и д у и ч а щ и . И в го р о д а . А ч а щ е В се то, к ч ем у с т р е м и л с я , В стр еч а ю н а п ути . Позиция, которую занимает в жизни ли­ рический герой Казанцева, вытекает из его причастности к «шестой части» земли: «В борьбе миров смертельной, в сражении идей, живу я на метельной, на огненной звезде». Именно отсюда исходит и его уве­ ренность в прочности своего земного суще­ ствования: «Я собираюсь долго жить. Я строю прочные строенья». А жизнь и в самом деле оказывается учителем даже тогда, когда сам этого не подозреваешь. Опыт приходит и тогда, ког­ да его не ищешь, а просто живешь актив­ ной жизнью, работаешь, скажем, школьным учителем, и оказывается, что не только ты учишь этих вихрастых ребятишек, будущих астрономов и филологов, философов и исто­ риков, но и они учат тебя, и учат и судят строго. Кругом оказывается так много поучи­ тельного! «Двужильный старательный трак­ тор» свозит поваленные деревья в кучу, и на их коже белеют «железных объятий сле­ ды»— это же надо увидеть и почувство­ вать! Или вот это: «Неизменно утром рано, аккуратные всегда, два худых, высоких крана начинают день труда». Рядом, как на опаре, растет дом. Вот он уже готов. «И в соседстве с великаном, осветившим все во­ круг, будто пара стариканов, краны как-то сникли вдруг». Это надо не только увидеть, но и почувствовать. Подобную остроту и свежесть ощущений горожанину Казанцеву дало общение с природой. Все пристальнее и пристальнее вгляды­ вается поэт в черты лица такого знакомого и все-таки незнакомого ему мира. Со м ною р я д о м м и р д р у го й . Е го я ч у в ству ю в сеч асн о . И д а ж е , к а ж е т с я , рукой К н ем у п р и т р а ги в а ю с ь ч а сто . О н к а к л е т я щ а я стен а С о с т а в а , м ч а щ е го с я м и м о. С о став с те м н а и д о те м н а Н е с е т с я в д а л ь н еу м о л и м о . М не н е в и д а т ь его к о н ц а, М н е н е я сн ы его за к о н ы . Н о м н е м у ч и тел ьн о зн а к о м ы Ч е р т ы л е т я щ е г о л и ц а . Так наступала зрелость. Первые газетные и журнальные публикации стихов Казанце­ ва относятся к 1958 году. Первая книжка — «В глазах моих небо» — вышла в 1962 году. К началу семидесятых годов он почти одно­ временно выпускает три книги: «Русло» («Советская Россия», 1969), «Дочь» («Со­ ветский писатель», 1969), «Равновесие» (Но­ восибирск, 1970). По ним можно судить о характере дальнейшего поэтического разви­ тия Казанцева, о его итогах. Прежде всего отметим, что Казанцев твердо и безоговорочно подтвердил свою приверженность к традициям («И мне не совестно ничуть, что этот путь не я торил, что, торопясь от лога к логу, воды звеня­ щую дорогу не самый первый повторил»). Вероятно, и название одной из этих кни­ жек — «Русло» — заключает в себе тот же смысл. Не случайно в этой же книжке на­ зывается имя Тютчева, а в книжке «Дочь» и имя Анненского. Правда, раньше был Уитмен, но образ великого американца воз­ ник в связи с его близостью к природе, а имя и стихи Тютчева в контексте нашего времени — это одна из самых замечатель­ ных традиций русской поэзии. И снова, ос­ таваясь верным своим эстетическим привя­ занностям, Казанцев не отказывается время, от времени использовать новую вырази­ тельность, проявляя при этом еще большую осмотрительность, чем в первых книжках. От первых и до нынешних своих стихов поэт не потерял ориентации на исходность, естественность поэтического самовыраже­ ния. Сейчас, разбирая стихи последних лет, мы можем вернуться к теме общения поэта