Сибирские огни, № 12 - 1971

К РИ ТИ К А БИБЛИОГРАФИЯ АЛ. МИХАЙЛОВ Реалист против романтика Для Василия Казанцева чуть ли не с первых же самостоятельных поэтических строк начинается нелегкий путь познания мира и человека в нем. Взгляд его постоян­ но устремлен в интерьер сознания, он хочет уловить отражение внешнего мира в гла­ зах человека. С м о тр ю н е н а с т и л ь , н е н а о б л и к К а р т и н ы , г л я д я щ е й с я ь за л . С м о тр ю с у д и в л е н ь е м — н а о т б л е с к Е е в л ю б о п ы т н ы х г л а з а х . Строки не о«ень изящные, но в них, от­ крывающих книжку «Прикосновение» (1966), может быть, еще и не до конца про­ думанно, не программно, выразилась ж аж ­ да познания, определившая характер твор­ ческого развития молодого поэта. Неуверенно, робко подступается к чело­ веку Казанцев в первых стихах, но все же выделяет его из массы, выделяет из вок­ зальной толпы старушку, которая хочет по­ пасть в Пермь и просит машиниста парово­ за часок «повременить». Пристрастно на­ блюдает за маленьким человечком— сыном, который «слова друг к дружке лепит», и в наивности и непосредственности их таится поэзия. Это ведь тоже загадка, над решени­ ем которой люди ломают голову давно. Детство человечества и детство человека — нет ли в этом сопоставлении аналогий для поэтического восприятия?.. Познание человеческой души требует иных аналогий. У Казанцева на первых по­ рах они неглубоки: «Как в глубине каран­ даша скрыт стебелек графита, так в плоть обернута душа, от праздных взглядов скры­ та», Поиски внешних подобий, через кото­ рые можно было бы проникнуть в сущность, лишь позволяют сделать дидактический вы­ вод о бережном отношении к карандашу (чтоб не «искрошилось» его «сердце»!), то есть к душе. Перед сложной диалектикой человече­ ских отношений поэт останавливается в раз­ думье, здесь он не спешит с выводами. Во­ просом заканчивается одно из первых та­ ких стихотворений «Друг — другом быть пе­ рестает...». Переходное состояние, вызван­ ное внутренними причинами распада друж­ бы и инерции прежних отношений, уловле­ но тонко и передано в стихотворении не­ сколькими точными психологическими штри­ хами. Собственно, даже и не вопросом кон­ чается стихотворение: после строк о том, как, следуя инерции прежних отношений, лирический герой бросается «на защиту» друга, когда его хулят, идет строфа: «Но в тишине, наедине с собой и совестью своею, прямой вопрос: «А друг.он мне?» — задать себе уже не смею». Это серьезное размышление на нелегкую нравственную тему. Размышление, которое влечет за собою множество жизненных ана­ логий, далеко выходящих за пределы темы стихотворения. Путь лирического самовыра­ жения и, стало быть, познания человека кажется на этом этапе для Казанцева бо­ лее перспективным. Сам он пока еще вряд ли это осознает, он прилагает большие уси­ лия, чтобы угадать мысли и чувства человека из массы, человека, случайно встреченного. И способы разгадки пока тоже довольно однообразны — через глаза, они — зеркало души человека. Впрочем, Казанцев иногда, обострив сю­ жет стихотворения, пугается возможных выводов из диалога глаз, даже предостере­ гает против них, ощущая зыбкость психо­ логической мотивировки. Так случилось в стихотворении «Два встречных поезда сто­ ят...». Но еще более любопытно в этом пла­ не стихотворение «Он в руки ей давал тет­ радку...». В нем выражен некий принцип познания человека, опять-таки через глаза, через взгляд. Язык глаз привлекает поэта своею многозначностью, им можно выразить язык жестов, а вот на словесный— «самый совершенный из всех возможных языков» — оказывается невозможным его перевести. Да и вообще словесный язык способен «ты