Сибирские огни, № 12

р а сп р о стр а н я ть ся в н е о б о зр и м у ю ш ирь, с полным у в а ж ен и ем к д р у ги м н аци ям , с н е обы чай н ой верой в в о зм о ж н о с т ь п р е о д о л е ния лю бы х н ев зго д и лиш ени й и верой в м ощ ь св ою , св о его т р у д а , к огда в езд е, где бы ни п ояви л ся русск и й ч ел овек , м о ж н о сд е л а т ь Р о сси ю , ту р о д и н у , к отор ую русск ий чел овек в сю д у п рин оси т с с о б о й »1 1 (поддер нуто нами— С - Ш.). Во-вторых, В. И. Ленин видел в лице Льва Толстого дерзновенного мыслителя, «который с громадной силой, уверенностью, искренностью поставил целый ряд вопросов, касающихся основных черт современного политического и общественного устройства» («Лев Толстой и современное рабочее дви жение»), Лениным подчеркивается «без боязненная, открытая, беспощадно-резкая постановка Толстым самых больных, самых проклятых вопросов нашего времени...». Лениным отмечается «его бурный протест против всякого классового господства» («Л. Н. Толстой»), «вскрытие всей глубины противоречий между ростом богатства и завоеваниями цивилизации и ростом нище ты, одичалости и мучений рабочих масс» («Лев Толстой как зеркало русской рево люции»), «Рисуя эту полосу в историче ской жизни России,— обобщает В. И. Л е нин,— Лев Толстой сумел поставить в сво их работах столько великих вопросов, су мел подняться до такой художественной си лы, что его произведения заняли одно из первых мест в мировой художественной ли тературе» («Л. Н. Толстой»), В этом также состоит одна из плодо творнейших толстовских традиций, которая призывает нашу, советскую литературу «с громадной силой, уверенностью, искрен ностью» ставить вопросы, «касающиеся основных черт современного политического и общественного устройства». Наши передо вые писатели, в том числе и Фадеев, идя ог Толстого, восприняли качества смелого мы слителя и подлинного борца за народное счастье, беспощадно срывавшего все и вся ческие маски с поработителей трудящихся, хотя наша литература и не поднялась еще до таких смелых философских и эстетиче ских обобщений, до таких высот. В-третьих, В. И. Ленин открыл нам Тол- стого-художника, его эстетические принци пы, его великие творческие достижения, ко торые являются и будут всегда являться источником нашего духовного обогащения. Ленин назвал Толстого «гениальным ху дожником, давшим не только несравненные «артины русской жизни, но и первоклассные произведения мировой литературы». Ленин определил творческий метод Толстого как «самый трезвый реализм, срывание всех и ’всяческих масок» («Лев Толстой как зер кало русской революции») и указал на все мирное значение Толстого как художника: «Эпоха подготовки революции в одной и 5 стран, придавленных крепостниками, высту 1 А л е к с а н д р Ф а д е е в . П о в е с ть н а ш е й ю н о сти , 1971, ст р , 84,, пила, благодаря гениальному освещению Толстого, как шаг вперед в художественном развитии всего человечества» («Л. Н. Тол стой»), Следует сказать, что за последнее время стали появляться работы, в которых влия ние Толстого на Фадеева получает все бо лее и более правильное освещение, хотя робко и непоследовательно. В третьем издании своей книги «Алек сандр Фадеев» В. Озеров пишет: «С каждым годом все заметнее происходит переоценка Фадеевым и собственной работы и содер жания художественного труда Толстого. В дальнейшем, знакомясь с литературно критической деятельностью Фадеева, мы убедимся, что в 40-х годах он называет имя Толстого и тогда, когда речь заходит о раскрытии жизненных противоречий, и еще чаще в тех случаях, когда затрагивается вопрос о силе народа, о героизме и эпич ности... В Толстом-художнике он видел не только тонкого психолога, но писателя большой народной темы, отображавшего героизм человека из народа... На примере Фадеева можно еще раз проследить, как складывалось в искусстве социалистическо го реализма верное понимание традиций и новаторства»1. К сожалению, верное понимание тради ций и новаторства в нашей науке еще не сложилось, оно в стадии становления. Если на практике, в творчестве лучших совет ских писателей — А. Толстого, М. Шолохо ва, Л. Леонова, А. Фадеева, А. Твардов ского, М. Исаковского — верное понимание традиций и новаторства давно уже реали зуется, то в теории, в литературоведческих трудах мы лишь робко подходим к пра вильному решению этой проблемы. Свиде тельством такой робости является все та же книга В. Озерова. Так хорошо наметив пути влияния Толстого на Фадеева, В. Озе ров, как бы испугавшись своей, или, точ нее, фадеевской смелости, несколькими страницами позже пишет: «Всеми образа ми, всем строем романа (идет речь о «По следнем из удэге».— С. Ш .) полемизируя с отвлеченным морализатороством, Фадеев учится у Толстого-художника самому цен ному, что он внес в реалистическое искус ство,— мастерству изображения внутрен ней жизни человека, его психологического развития. Огромный арсенал поэтических средств, накопленных Толстым, оказался настоящей сокровищницей для советских писателей, и Фадеев был одним из тех, кто с наибольшей эффективностью использовал это богатство» 2. Как видим, и здесь великие традиции, воспринимаемые советской литературой, ни зведены до «арсенала поэтических средств», названного самым ценным в наследии Тол стого. Все же остальное в Толстом — «от влеченное морализаторство». 1 В . О зе р о в . А л е к с а н д р Ф а д е е в . М ., «С ов. п и с а т е л ь » , 1970, стр . 196— 197. 2 В . О зер о в . А л е к с а н д р Ф а д е е в , М ,, «С ов, п и с а т е л ь » , 1970, стр . 263,

Сибирские огни, № 12 - 1971