Сибирские огни, 1966, №1
иногда совершенно непринужденно, как старшая сестра, покровитель ственно трепала волосы. Бродский краснел и ужасно смущался. Вика пробыла с ними только три дня и насобирала кучу, кажется, самых бесполезных вещей — связку писем со всех концов Союза от р а з ных людей — молодых и в возрасте — с просьбой принять на стройку, чью-то гитару, видавшую виды фуфайку, подержанный мастерок, про токолы заседаний комитета комсомола, стенгазеты из бригады Шмеле ва, свернутые в толстый рулон. Был д аже в этой удивительной коллек ции обыкновенный кирпич с надписью, выцарапанной гвоздем,— «Н а память о великой стройке от каменщика Глеба Трошина». Перед ее отъездом, пока Бродский хлопотал с отправкой экспона тов, упакованных в большой фанерный ящик, Вадим выбрал минуту и спросил с искренней печалью, без обиняков — рада ли будет она его приезду. Вика пожала плечами: отчего же, пожалуйста. Такой ответ, конечно, не обнадеживал. И только когда у окна загудела машина, она вдруг вздохнула: — Мне у вас понравилось, спасибо. И приезжайте, что ж... ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 1 ...Детство Вики Качаевой сложилось нелегко, а пережитое не рас полагало к исповедям. Девушка не могла смотреть людям в глаза открыто до той самой ночи, когда пришло внутреннее прозрение, когда появилась уверенность в том, что кем-то совершена непоправимая ошибка и где-то с наглой прямотой творят беззаконие, против которого каждому честному надо драться до крови. ...Сперва она услышала стук цепочки в коридоре — там открыли дверь. Кто-то напряженно зашептал, и к ней в комнату пробился свет из столовой. Вот уже голоса ясней: один мужской, совсем незнакомый, другой — матери. Она повторяла все громче: «Господи, о господи!» Вика накинула халат, и босая, обжигая ноги о холодный пол, ки нулась туда, на голоса. Сердце сжалось предчувствием беды. Она з а кусила губу. Мать привалилась в угол дивана и, уткнув лицо в раскрытые л а дони, вздра гивала плечами. А за столом, устало сгорбленный, сидел человек в грязной солдатской шинели и пальцами перебирал по ст а к а ну с чаем. Перед ним стоял открытый термос и курился паром. От че ловека пахло дымом и крепкой махоркой. Неаккуратная борода к а з а лась чужой на его маленьком лице. — Это Вика? — спросил бородатый и громко переступил сапогами. Снова пробежал пальцами по горячему стакану и подул в кулак.—■ Слышал о тебе... — Вы раздевайтесь,— как-то медленно сказала мать.— Извините, пожалуйста. Это так неожиданно. — Понимаю. — Как вас звать и величать-го? — Виктором Петровичем звали. Когда-то.— Он мотнул головой » скривил посиневшие от мороза губы. Глаза у него остались безучастны ми, строгими. Он вышел в коридор, споткнувшись о порожек, и долго* не показывался. — Кто это?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2